Я раскрыл блокнот на первой странице и показал на протараненную тепловозом «Импалу»:

– Твоя мама была в этой машине?

И снова карандаш уткнулся в «нет».

Дядя медленно наклонился к нам и показал на силуэт женщины за рулем.

– Это была твоя мама? – повторил он медленно.

Прежде чем ответить, мальчуган не менее шести раз переводил взгляд с дядиных ног на мои и обратно. Головы он по-прежнему не поднимал. Наконец он обвел слово «нет» жирным кружком.

Сидя на полу, я слегка откинулся назад, потер подбородок, почесал в затылке. Слишком много в этой истории было нестыковок, слишком многое не складывалось. Да и истории-то пока никакой не было. Забывшись, я похлопал мальчика по колену, заставив его поморщиться.

– Ты любишь пиццу?

Прежде чем ответить, мальчуган с опаской обернулся через плечо. Бросив взгляд на сидевшего за стеклянной дверью охранника, он быстро кивнул несколько раз подряд и, вооружившись карандашом, написал в блокноте:

«Да».

– Как насчет пепперони?

Мальчик показал на «да».

– С двойным сыром?

Он обвел «да» двойным кружком.

– Подожди секундочку, я сейчас.

Я вышел в коридор и набрал на мобильном телефон пиццерии «У Ната», которая не раз выручала меня, когда приходилось допоздна засиживаться в редакции, работая над материалом. Слушая длинные гудки, я вдруг подумал о том, что за все время мальчуган не произнес ни единого слова и что мне так и не удалось увидеть, какого цвета у него глаза. Наконец на том конце взяли трубку, я сделал заказ, и Нат пообещал доставить пиццу через пятнадцать минут, что на самом деле означало полчаса.

Потом я позвонил на мобильник Реду, который ответил на пятом гудке.

– Ты в больнице, Чейз?

– Да. Слушай, может, объяснишь мне, что здесь, собственно, происходит?

– Выяснять, что происходит, – это твоя работа, Чейз. Газета считает, что это будет в интересах ребенка.

– Ты, наверное, имеешь в виду – в интересах газеты?

– Одно не исключает другого. Тебе нужно выяснить имя и фамилию этого мальчишки, откуда он родом, кто его родители и какой… какое чудовище в человеческом обличье нанесло ему все эти раны.

Я дал отбой, сунул телефон в карман и еще некоторое время в задумчивости стоял в коридоре. Мне нужно было поговорить со всеми, кто контактировал с этим несчастным ребенком: с пожарными, санитарами «Скорой», медсестрами, врачами… для начала. Достав из заднего кармана джинсов маленький блокнот для записей, я сделал несколько заметок. Когда я поднял глаза, то увидел врача – молодого мужчину лет тридцати, – который, остановившись перед дверью палаты, рассматривал листок с данными о текущем состоянии мальчика. Тронув его за плечо, я протянул руку.

– Чейз Уокер. Я из газеты.

Он кивнул и отступил от двери, отчего висевший у него на шее стетоскоп закачался из стороны в сторону.

– Пол Джонсон. Я читал ваши статьи, Чейз. Отличная работа. Особенно мне понравилась статья о контрабандных наркотиках, которые привозили шхуны-креветколовы.

Два года назад я действительно заинтересовался циркулировавшими в городе слухами о том, что наши местные промысловики используют свои суда, чтобы доставлять экстази из Майами в Миртл-Бич. Там, где речь идет о наркотиках, всегда появляются большие деньги – слишком большие для простых рыбаков, поэтому вычислить подозреваемых мне было совсем не трудно. Чтобы мои сведения выглядели солиднее, я сделал несколько вечерних съемок, которые потом передал в полицию. Полицейские устроили контрольную закупку, изъяли крупную партию экстази и повязали нескольких курьеров, а Ред потом напечатал мою статью на первой полосе.