— Не знаю, что это было, — сказал мужчина, неожиданно метнув в сторону Джоунси такой хитрый взгляд, что тому стало не по себе. — Не могу сказать точно, потому что к тому времени молнии уже не сверкали.

— Молнии тоже? Ну и ну!

Если бы не очевидно жалкое состояние незнакомца, Джоунси непременно задался бы вопросом, уж не вешают ли ему лапшу на уши. Но, честно говоря, он все-таки подумал, что дело нечисто.

— Сухие молнии, — пояснил мужчина, и Джоунси почти увидел, как он пожимает плечами. Он снова почесал красное пятно на щеке, возможно, легкое обморожение. — Зимой такие молнии предвещают бурю.

— И вы их видели?

— Похоже, что да. — Мужчина снова бросил на Джоунси быстрый взгляд исподлобья, но на этот раз в нем не было ни следа коварства, и Джоунси посчитал, что в первый раз тоже ошибся. В его глазах не было ничего, кроме усталости. — В голове все смешалось… живот болит с той минуты, как я заблудился… он всегда болит, когда я… мне штрашно… еще с самого детства…

А он и похож на ребенка, подумал Джоунси. Совершенно беззастенчиво осматривается, словно у себя дома.

Он повел незнакомца к дивану перед камином, и тот позволил себя вести. «Штрашно…», он даже сказал «штрашно» вместо «страшно», совсем как ребенок. Маленький ребенок.

— Дайте мне куртку, — сказал Джоунси, и когда мужчина стал расстегивать пуговицы, а потом потянулся к язычку молнии, Джоунси снова вспомнил, как принял его за оленя, за самца, Господи, Боже ты мой, ошибся, посчитав пуговицу за глаз и едва не всадив в нее пулю.

Малый успел дотянуть молнию до середины, и тут она застряла — заело замочек. Он уставился на нее… нет, вытаращился, словно никогда не видел ничего подобного. И когда Джоунси потянулся к молнии, бессильно уронил руку, предоставив ему действовать. Настоящий первоклашка, натянувший ботинки не на ту ногу или надевший пиджачок наизнанку и покорно подчиняющийся материнским заботам.

В ловких руках Джоунси замочек вновь заработал и легко скользнул до самого низа. За окном постепенно исчезало Ущелье, хотя черные изломанные силуэты деревьев все еще виднелись.

Почти двадцать пять лет назад они впервые собрались здесь поохотиться и потом приезжали почти двадцать пять лет подряд, без единого пропуска, но такого обвального снегопада не было ни разу. Ничего серьезнее внезапного снежного заряда. Похоже, отныне все изменится, хотя разве можно знать наверняка? В наше время кликуши на радио и ТВ кудахчут над четырьмя дюймами свежевыпавшей пудры, как над стихийным бедствием. Подумаешь, Новый Ледниковый Период!

Малый по-прежнему стоял неподвижно, в распахнутой куртке и мокрых сапогах, с которых стекали на пол струйки растаявшего снега. И потрясение глазел на потолочные балки, этакий великан-шестилетка. Совсем как… Даддитс. Так и кажется, что из рукавов выглянут варежки на резиночках.

Он и от куртки избавился, как все дети: передернул плечами, и она сползла вниз. Не подхвати ее Джоунси, наверняка упала бы на пол, в самую лужу.

— Что это? — спросил он.

Сначала Джоунси не понял, о чем толкует малый, но, проследив его взгляд, увидел переплетение ниток, свисавшее с центральной потолочной балки: яркое пятно красного и зеленого с вкраплением канареечно-желтого, создающее общее впечатление подобия режущей глаз паутины.

— Это Ловец снов, — сказал Джоунси. — Индейский амулет.