Изменить размер шрифта - +

Мужчина в парке поднес к маске микрофон. Голос звучал громко и четко, перекрывая шум винтов, но все же казался несколько механическим, то ли из-за усилителя, то ли из-за маски, словно к Биву обращалось некое роботоподобное божество.

— СКОЛЬКО ВАС? — вопросило божество. — ПОКАЖИТЕ НА ПАЛЬЦАХ.

Сбитый с толку, испуганный, Бивер прежде всего подумал о себе и Джоунси: в конце концов Генри и Пит еще не вернулись. Он поднял два пальца, как знак победы.

— ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ! — прогремело божество, высовываясь из вертолета. — В РАЙОНЕ ОБЪЯВЛЕН ВРЕМЕННЫЙ КАРАНТИН. ПОВТОРЯЮ, В РАЙОНЕ ОБЪЯВЛЕН ВРЕМЕННЫЙ КАРАНТИН. ВАМ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПОКИДАТЬ ЭТО МЕСТО.

Снег почти прекратился, но ветер дул с прежней силой, бросая в лицо пригоршни ледяной пыли, поднятой лопастями вертолета. Бивер сощурился и снова стал махать руками, втягивая в себя морозный воздух. Пришлось выплюнуть зубочистку, чтобы не проглотить ненароком (недаром мать вечно предсказывала, что именно это и послужит причиной его гибели: вдохнешь зубочистку, тут тебе и конец).

— То есть как это — карантин? — заорал он. — У нас тут больной, спускайтесь и заберите его!

При этом он понимал, что никто не услышит за мерным жужжанием двигателей, ведь у него, черт возьми, нет мегафона, но все же продолжал надрываться. Но как только слово «больной» сорвалось с языка, Бив сообразил, что ввел в заблуждение парня из вертолета: их не двое, а трое!

Он уже хотел поднять три пальца, но вспомнил о Генри и Пите. Их пока нет, но если ничего не случилось, вот-вот появятся, так сколько же их всего?! Два — не правильно, а что правильно? Три или пять?

И как обычно в подобных ситуациях, у Бивера что-то в мозгах заело — как у собак челюсти сводит. Когда такое случалось в школе, рядом обретались Джоунси или Генри, всегда готовые подсказать. Тут же помочь было некому, только уши резало «плюх-плюх-плюх» и снег обжигал лицо, забиваясь в горло, в легкие, вызывая кашель.

— ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТЕ! ПОЛОЖЕНИЕ ПРОЯСНИТСЯ В ТЕЧЕНИЕ ДВАДЦАТИ ЧЕТЫРЕХ — СОРОКА ВОСЬМИ ЧАСОВ! ЕСЛИ НУЖДАЕТЕСЬ В ЕДЕ, СКРЕСТИТЕ РУКИ НАД ГОЛОВОЙ.

— Нас больше! — вскрикнул Бивер, так истошно, что перед глазами заплясали красные точки. — У нас больной! У… нас… БОЛЬНОЙ!

Идиот в вертолете швырнул за спину мегафон и сложил большой и указательный пальцы кружком, словно говоря: «О'кей! Понял вас!»

Бивер едва не заплакал от досады, но вместо этого поднял руку с растопыренными пальцами, по одному за каждого из их четверки и последний — за Маккарти. Мужчина в вертолете присмотрелся и расплылся в улыбке. На какое-то волшебное мгновение Бивер вообразил, что сумел достучаться до этого долбоеба в маске. Но долбоеб, принявший отчаянные знаки Бивера за приветствие, помахал в ответ, сказал что-то пилоту, и вертолет АНГ начал медленно подниматься. Бивер Кларендон, стоя в крошечных смерчах поднятого лопастями снега, засыпанный белой морозной пылью, продолжал отчаянно вопить:

— Нас пятеро и мы нуждаемся в помощи! Нас пятеро и мы, мать вашу, нуждаемся в ПОМОЩИ!

Вертушка исчезла в облаках.

 

Джоунси, разумеется, кое-что расслышал, особенно объявление в мегафон, но в мозгу почти ничего не отложилось: слишком сильна была тревога за Маккарти, наглухо замолчавшего после нескольких тихих горловых вскриков. Запах, ползущий из-под двери, продолжал усиливаться.

— Маккарти! — окликнул он, едва на пороге показался Бивер. — Откройте или мы сломаем дверь!

— Убирайтесь, — возопил Маккарти писклявым, каким-то не своим голосом. — Мне нужно просраться, вот и все, НУЖНО ПРОСРАТЬСЯ! Если я смогу просраться, все будет в порядке.

Такая откровенная грубость из уст человека, по-видимому, считавшего причитания «О Боже» и «Господи» выражениями на грани допустимого, перепугали Джоунси куда больше, чем окровавленные простыня и белье.

Быстрый переход