Изменить размер шрифта - +
Картинка замрет. Навсегда или «до особого распоряжения». И дуггуры, пробив стенку, окажутся не более чем в «соседней камере». Бетонированной и не имеющей выхода вовне.

— Считаешь — удастся? — с интересом спросила Ирина. — А куда уже случившееся денешь?

Значит, из-за двери она наш разговор не подслушивала, вошла сразу, к началу «киносеанса».

— Тебе ли объяснять? — спросил Антон с легким сожалением. — Бывшее и будущее — вроде как противоположные категории, но есть у них существенная общая черта. То и другое — функция от наших представлений о них, и только. Будущее станет или не станет таким, каким мы хотим его видеть. Нечто бывшее может быть подлинностью для тебя, а я о нем ничего не знаю, и для меня его просто нет. Шульгин и кое-кто еще вообразили себе свое прошлое и наше будущее таким вот образом. Мы — можем это передумать. Вот то, что случилось со мной, передумать нельзя.

— Забавно, — включился я в научный спор, под шумок плеснув себе еще коньячку. Как говорил мой дед, в таком деле без бутылки не разберешься. — Передумать нельзя, а вытащить тебя из тюрьмы человеку, которого нужно предварительно отговорить от того, чтобы это он сделал, — можно?

— Удивляюсь, — глянул на меня Антон, словно институтский преподаватель, внезапно сообразивший, что я и на неполное среднее не тяну, посещая его высокоумные семинары. — Ты на самом деле не понимаешь, что если я здесь — это свершившийся факт, к предыстории вопроса отношения не имеющий? Остальное остается в рамках гипотез. Проще объясняю — один из персонажей выдернут из плоскости киноэкрана и реальной истории, как Василий Иванович Чапаев полста лет влачит отдельное существование в качестве персонажа анекдотов, в то время как пленка истлела, а изображенные на ней события признаны недостоверными. Вот так и я. Моя реальная биография, откуда нам знать, может быть, закончилась до того, как построены Пирамиды. От того, что в письмах Сенеки к Луцилию постоянно встречаются слова автора: «Завтра, может быть…», ты ведь не думаешь, что его и твое «завтра» имеют хоть что-то общее. Пора бы привыкнуть…

— Так, может быть, — сказала Ирина, — лучше мне сходить туда, куда ты хочешь послать Андрея? Шульгин меня послушается быстрее, чем его…

Она улыбнулась этак, фривольно, я бы сказал, и никакого сомнения ни у кого не могло возникнуть, что не только Сашку, любого мужика она сможет убедить в чем угодно, увлечь хоть в ад…

Какая-то неграмотная цыганка, в реальной жизни (если она у нее вообще была) XIV века наверняка страшная, грязная и беззубая, заставила одного из поклонников провозгласить: «Я б душу дьяволу отдал за ночь с тобой!» Та же Эсмеральда в исполнении Лоллобриджиды получилась вполне очаровательной девушкой, но Ирина все равно несравненно лучше. Только я оказался непроходимо устойчив к ее чарам, отчего и случилось все последующее. Не оказался бы — история могла сложиться, как в случае, когда Антоний прошел мимо Клеопатры, пожав плечами: «И что в этой бабе находят?»

— Нет, Ира, твой вариант… ну, не тянет, — скрывая смущение, ответил Антон. — Начиная такую игру, ты должна будешь довести ее до результата. Думаешь, Шульгин удовлетворится твоими подмигиваниями и приоткрытой коленкой? Он с самой первой встречи, когда вы только познакомились с Андреем, а он представил тебя ему, мечтает совсем о другом. Я ясно выражаюсь? Он ведь, некоторыми частями своей личности, понимает, что происходящее вокруг — не совсем настоящее. Так он воспринимал придуманную реальность Ростокина. От последнего пребывания на Валгалле тоже остался привкус недостоверности.

Быстрый переход