Изменить размер шрифта - +
И вот теперь он забрался на заднее сиденье, снял галстук от «Гермес» в нарядную желто-синюю полоску, серый костюм от Армани и шелковую рубашку. Затем извлек из рюкзака полинялые джинсы, мокасины и свитер с капюшоном. Переодевшись, сел за руль, выехал из гаража и направился в сторону Вирджинии.

Жизнь Нормана Крюгера, не задавшаяся с самого рождения, стала в последнее время еще хуже, хотя казалось, что уж дальше просто некуда. Матерью Нормана была сидевшая на наркотиках проститутка, понятия не имевшая, кто его отец. Детство его прошло в побоях, физических и сексуальных унижениях и полном пренебрежении со стороны родительницы. Уроки в школе, которую он посещал, были абсолютно недоступны пониманию человека со столь ограниченным уровнем интеллекта и неумением вовремя собраться и сосредоточиться. Уличные банды тоже не стали прибежищем для него, поскольку он был слишком хил и труслив, чтобы участвовать в разборках с применением насилия, да и к тому же слишком глуп, чтобы ему можно было доверить задание, требующее хотя бы минимальной сообразительности.

Алкоголик Норман существовал на жалкие крохи от субсидий, время от времени подрабатывал на какой-нибудь низкооплачиваемой работе, откуда его часто увольняли за полную некомпетентность и разгильдяйство. Относительно недавно он начал тратить большую часть заработка на наркоту. Норман сам не понимал, почему вдруг пристрастился к наркотикам. Вдруг почувствовал к ним необъяснимую тягу, которой просто не мог сопротивляться. Как бы там ни было, но наркотики и алкоголь стали средоточием всей его никчемной жизни.

Подружка Нормана, Вера Петрова, была столь же некрасивым и незадачливым созданием, как и ее любовник, однако умудрялась сохранять постоянное место работы. Она приходилась троюродной сестрой Николаю Орланскому, одному из главарей русской мафии; именно она упросила его дать Норману работу — подметать в одной из многочисленных закусочных, принадлежащих мафиози.

Норман принадлежал к тому типу людей, которых никто никогда не замечал; уместно было бы сравнить его в этом смысле со старым полуразвалившимся креслом, что хранятся порой в пыльном углу кладовой. Вокруг Нормана все время творились страшные вещи, но всем, похоже, было плевать, чему он становился свидетелем. Однако глаза и уши у Нормана имелись, и еще — память, пусть слабая, почти никудышная, но она хранила воспоминания о картинках и звуках, сопутствовавших этим жутким событиям. В том числе — об убийствах и пытках, особенно в тех случаях, если его призывали замывать запекшуюся кровь.

Однако Норману и за миллион лет в голову бы не пришло донести на своего нанимателя. Он видел, что происходило с теми, кто становился русскому поперек дороги. А потом он попал в поле зрения федерального агента под прикрытием, сумевшего подружиться с Норманом и внимательно выслушивающего все, что тот нес под воздействием алкоголя или наркотиков. И во многих его рассказах фигурировали ужасные деяния, к которым Николай Орланский имел самое непосредственное отношение. За все эти дела русского могли приговорить к пожизненному заключению или даже к смертной казни. Итак, «друг» Нормана просто подставил его, и вскоре несчастный узнал, что ему предстоит нелегкий выбор: или сесть в тюрьму за сокрытие и даже содействие преступлениям, или же выступить свидетелем в суде против человека, который умудрялся сыпать цветистыми шутками, сдирая кожу с живого, вопящего от ужасной боли человека.

И вот Норману приказали явиться утром в торговый центр под названием «Интернэшнл Продактс Лимитед», одно из офисных помещений которого служило штаб-квартирой для встреч с агентом. Здесь его должны были подготовить к даче показаний перед федеральным судом присяжных. Если не появится, он обречен. Если придет, тоже обречен. И вот, не в силах выбрать правильное решение, Норман предпочел в стельку напиться.

Ко времени, когда кошелек опустел, бедняга уже едва передвигал ноги.

Быстрый переход