Это растение сейчас торчит за моей спиной на подоконнике. Оно умерло через несколько дней после того, как я купил его в универмаге Вулворта во время президентских выборов 1960-го.

Я похоронил его в пустой банке из-под метрекала.

Надпись на банке гласила: «Диетический Метрекал для Контроля за Весом», а пониже и помельче: «Ингредиенты: сухое обезжиренное молоко, соевая мука, сухое цельное молоко, сахароза, крахмал, кукурузное масло, кокосовое масло, дрожжи, ванилин», но теперь банка стала всего лишь гробницей непентеса — побуревшего, высохшего, покрывшегося черными пятнышками.

Вместо могильного венка к растению приколот красно-бело-голубой жетон «Я за Никсона».

Движущая сила и пластика балета извлекаются из описания непентеса. Описание может быть использовано также в качестве коврика для ног у врат ада, партитуры для оркестра катаверных, играющих на флейтах сосулек, или послания ядерного века к соснам, не озаряемым солнцем.

«Природа одарила непентес орудием лова. Раздвоенный язычок покрыт медовыми железками, привлекающими насекомых, которые и служат пищей непентесу. Попав в ловушку, насекомые не могут выбраться назад из-за направленных вниз волосков, не позволяющих им выползти из трубочки, на дне которой собирается пищеварительный сок. Распространенно заблуждение, что непентес нужно ежедневно кормить насекомыми или кусочком гамбургера».

Я надеюсь, танцоры сумеют хорошо интерпретировать описание и исполнят этот балет в Лос-Анджелесе для Ловли Форели В Америке.

ПРУД В СТИЛЕ УОЛДЕНА ДЛЯ АЛКАШЕЙ

Осень приходила вместе с прибоем плотоядных растений, портвейна и людей, которые пили это темное сладкое вино, людей, которые давно все куда-то пропали — один я остался.

Остерегаясь полиции, мы пили в самом безопасном месте, которое только смогли придумать — в парке напротив церкви.

В парке этом было три тополя и статуя Бенджамина Франклина рядом с ними. Там-то мы и сидели, попивая портвешок.

Дома меня ждала беременная подруга.

После работы стоило только позвонить по телефону и сказать: «Я слегка задержусь, нужно пропустить по стаканчику с друзьями».

Трое из нашей компании сидели в парке и болтали. Все они были художниками-неудачниками из Нового Орлеана, где пробавлялись тем, что рисовали портреты туристов в Аллее Пиратов.

Теперь, в Сан-Франциско, как только холодный ветерок задул им за воротник, они решили, что на будущее у них есть только два варианта: или открыть блошиный цирк, или добровольно сдаться в приют для умалишенных.

И вот они пили вино и обсуждали эти перспективы.

Они обсуждали, как сделать крохотные платьица для блох из склеенных лоскутков цветной бумаги.

Они пришли к выводу, что для того, чтобы выдрессировать блоху, нужно сделать ее зависимой от человека в смысле пищи. Этого можно добиться, если в специально отведенный час кормить ее своей кровью.

Они обсуждали, как соорудить для блох крохотные тележки, столики и велосипеды.

Билеты решили продавать по пятьдесят центов. У этого бизнеса определенно должно быть будущее. Возможно, что их цирк покажут даже в шоу Эда Салливена.

Правда, они пока еще не достали блох, но легко раздобудут их на любом белом коте.

Затем они предположили, что в шерсти сиамских кошек должны жить более породистые блохи, чем те, что живут на заурядных дворовых котах. На крови аристократов должны вырастать соответствующие блохи.

И так далее в том же духе, пока тема не была исчерпана и нам не пришлось сходить за второй бутылкой портвейна, чтобы вернуться с ней к тополям и Бенджамину Франклину.

Дело шло к закату, земля стала холодной, как от веку заведено, и секретарши стайкой пингвинов семенили с Монтгомери-стрит. Они бросали на нас торопливые взгляды и машинально про себя констатировали: «Алкаши».