Флэндри направился к площади. Он уже научился понимать, почему реакция солдат была столь яростной: таков неизбежный ответ на партизанские действия.

Он склонился над раненым. Это был молодой широкоплечий парень африканского происхождения; его кожа уже посерела. Он рефлекторно сжимал магнитную винтовку (а может, последним конвульсивным и неосознанным движением он хотел нащупать материнскую грудь, чтобы припасть к ней умирающим ртом?), уставившись в никуда сквозь лягушачьи очки шлема, напоминающего панцирь черепахи. Он еще не умер. Кровь пузырилась, вытекая из рваной раны в животе и капая на грязный снег. Под тусклым солнцем она выглядела черной. Флэндри поднял взгляд: его команда была рядом, но их тоскливые лица были повернуты в направлении выстрелов и взрывов. Эти ребята тоже были пехотинцами.

— Отправьте его в госпиталь, — сказал Флэндри.

— Бесполезно, сэр, — отозвался сержант. — Он умрет раньше, чем мы доберемся. У нас нет с собой ни оборудования для оживления, ни установки для поддержания функций организма до того, как ему вставят новые кишки.

Флэндри кивнул и наклонился к умирающему.

— Могу ли я чем-нибудь помочь тебе, сынок? — спросил он как можно мягче.

Полные губы раздвинулись, обнажив белизну сверкающих зубов.

— А-а-а, — он задыхался, — это он, в Ухунху, он знает, — его глаза закатились. — Ай! Они говорят, не встревай. Не давай вербовщикам уговорить тебя… чертова Империя… даже чтобы стать настоящим воином, не смей записываться… разве свободу дадут рабовладельцы, спрашивал он в Ухунху. Он и его учение… вот что мы должны знать, понимаешь? — рука парня вцепилась в руку Флэндри. — Ты понимаешь?

— Да, — сказал Флэндри. — Все в порядке. Поспи немного.

— Ай-ай, взгляни туда, на нее, она усмехается…

Против воли Флэндри посмотрел наверх. Его поразил вид замерзшего фонтана, покрытого ледяными сосульками. В центре его высилась стройная колонна, увенчанная статуей обнаженной девушки. Она была не совсем человеком: у нее были слишком длинные ноги, и хвост, и сумка, как у кенгуру, и гладкий мех, но Флэндри нечасто доводилось видеть столь прелестную грацию, запечатленную в металле; она напоминала о весне и первом трепетном поцелуе в тени тополей. Побледневший солдат закричал:

— Оставь меня, оставь, ты, наверху, оставь меня! Хватит усмехаться! Да, я записался… чтобы узнать, как освободить Ньянзу, ты слышишь, не пей мою кровь так быстро. Я не виноват, что увеличил число рабов. Я тоже хотел свободы! Вынь из меня свои зубы, красотка… мама… мама, не ешь меня, мать…

Вскоре он умер.

Сэр Доминик Флэндри, капитан разведывательного корпуса Терранского космического флота, сидел на корточках под фонтаном рядом с покойником, пока пехотинцы разносили в щепки еще один или два дома для верности. Наконец рота вооруженных до зубов пехотинцев перезарядила винтовки, заученными движениями напоминая кукол. Из окна дома на другой стороне площади пронзительно зазвучал какой-то струнный инструмент; Флэндри не знал браенского звукоряда, музыка могла быть и заупокойной песней, и вызовом, и балладой, или зашифрованным сигналом.