* * *
Пока последние языки пламени потухали на останках корабля контрабандистов, Джелал тихонько отошел в дюны, держа под мышкой сумку из грубой шерстяной материи. Остальные были слишком утомлены, чтобы заметить его, да и кроме того, он сделал это очень быстро и ловко. Он нашел на ощупь поваленные деревья и кусты, разбросанные в низких песчаных холмах и маленькой ложбине, хорошо укрытой от пляжа, развел небольшой костер. Кремень и кресало снова вернулись в его сумку, а вместо них в его руке оказались маленькая, плотно закупоренная бронзовая чернильница, короткое, остро очиненное гусиное перо и тонкие полосы пергамента.
Так быстро, как это было возможно, без того, чтобы не порвать пергамент, Джелал стал писать: «Мой господин, кажется, я случайно напал на след. Если бы я думал, что это не так, то это было бы слишком большим совпадением во всех случившихся событиях. Пока у меня нет еще ответов, а только больше новых вопросов. Как вы и опасались, следы ведут в Вендию, и я последую туда, чтобы окончательно разрешить все вопросы».
Что-то зашуршало в темноте, и Джелал быстро бросил горсть песка на крошечный костер, потушив его и погрузив все вокруг в темноту. Легкий запах дыма и горящего дерева в воздухе легко было спутать с запахом обугленных останков корабля. На мгновение Джелал затаил дыхание, прислушиваясь к тому, что было вокруг. Сейчас у него не было никакой нужды рисковать. Подписав письмо на ощупь, он снова сложил письменные принадлежности в мешок и скатал в тонкую трубочку клочок пергамента. Затем вытащил из шерстяной сумки голубя. Это была просто удача – взять с собой голубей на корабль, и еще большей удачей было то, что их всех еще не успели съесть. Он быстро привязал пергаментную трубочку к ноге голубя и подбросил его в воздух. Птица захлопала крыльями, набирая высоту, и исчезла, неся первое донесение к господину Халиду в Султанапур. Джелал знал, что это донесение говорило об очень немногом. Но если те события и вещи, которые он пока видел, прояснились бы более отчетливо, он поклялся, что проследит за тем, чтобы Конан и Ордо были возвращены в Туран и их головы украсили бы пики у Ворот Чужеземцев.
Глава 8
Вниз, к югу, течение Зарпаша становилось серым, медленным и унылым, так как тяжелые свинцовые облака заслоняли солнце и пропускали только несколько лучей, которые почти не оживляли безжизненную местность. Притаившись, сидя на корточках, Конан наблюдал, как бхалканийский жеребец щипал редкие кустики жесткой травы возле маленького дубка. Конан прикидывал в уме, насколько спокойна лошадь и можно ли сделать новую попытку. Высокое седло черного жеребца было украшено серебряными пластинками, и ленты из красного шелка свисали с уздечки. Очень осторожно и медленно киммериец выпрямился. Лошадь насторожилась, повела ушами, но продолжала щипать траву, не придав большого значения шуму. Песок захрустел под ногами Конана, когда он стал медленно приближаться к коню. Его рука коснулась поводьев... и жеребец, казалось, взорвался. Конана подбросило в воздух от диких прыжков коня, но киммериец не выпустил из рук уздечки. Он извернулся, как кошка, и прыгнул коню на спину, схватив правой рукой гриву животного. Жеребец склонил голову, и добавочный вес человека пригнул его колени. Снова поднявшись на ноги, лошадь яростно стала трясти головой. Дико ржа и храпя, животное прыгнуло в воздух, пытаясь сбросить седока, но Конан вцепился яростно и крепко. Он знал, что должен это делать, так как рано или поздно животное начнет уставать.
Прыжки вскоре стали короче, да и на дыбы лошадь поднималась через гораздо большие промежутки времени. Внезапно жеребец замер, раздувая ноздри и тяжело дыша, бока его ходили ходуном. Животное еще не покорилось до конца, и Конан это знал. Конь уставился на Конана горящими глазами, и в этих глазах горела сила воли и непокорность. |