– Я думаю, вам не следует слишком о нем беспокоиться. Возвращаясь, он должен был увидеть, что здесь происходит, и вернуться в Рокморель. Может быть, он даже предупредил мадам Матильду и к нам придет помощь?

– Это бы меня удивило. Амори и Рено почти никого не оставили дома! Но я была бы счастлива, зная, что Беранже в безопасности.

– Пойдемте помолимся вместе, друг мой. Это лучшая защита, которую я могу вам предложить.

Он вошли в церковь, к месту, где молились за спасение. У стены, у деревянной статуи Христа, свечи были зажжены в таком изобилии, что, казалось, божественный мученик вырывается из костра, а старые растрескавшиеся плиты, на которые капал воск, стали похожи на лед, когда на него падает луч солнца.

Аббат взошел на возвышение, а Катрин села на скамью, отведенную сеньору, вокруг которой уже собралась большая часть служанок из замка.

Под капюшоном черной мантии она увидела светлую голову Мари Роллар, улыбнулась ей и сделала знак подойти, давая место на скамейке. Ей вдруг захотелось поделиться опасениями с Мари, забыв о своем титуле, который даже перед лицом Бога пугал и беспокоил ее. Она знала, что Мари не собиралась просить у неба отвести от них его гнев. Она не боялась: спокойствие читалось в ее прозрачных светлых глазах. В ее жизни было столько опасных приключений еще в родной Бургундии, а затем в гареме Гранады, что ее было невозможно испугать осадой.

После пребывания в стране мавров она сохранила особое чувство фатальности, неизбежности, спокойную рассудительность и удивительное умение приспосабливаться к обстоятельствам. Глядя на нее, коленопреклоненную, с розовым лицом, обрамленным батистовой накидкой, и с косами под чепцом, что придавало ей вид монашки, с опущенными веками и шевелящимися губами, Катрин спрашивала себя, та ли это женщина, которую она впервые увидела растянувшейся на шелковых подушках или нежащейся в бассейне с голубой водой. Неужели это та, которую сначала звали Мари Вермей, потом Айша, которая благодаря чуду любви стала наконец Мари Роллар, почтенной женщиной, занимавшей при владелице замка место придворной дамы и заведовавшей гардеробной и бельевой.

С тех пор как покинула Гранаду, Мари не вспоминала о том странном времени, когда она была только маленьким зверьком для царственных прихотей, одной среди многих других. С того времени, когда она вложила свою руку в руку Жосса Роллара, она отбросила свою старую кожу одалиски, как отбрасывает кожу змея. Она стала молоденькой девушкой во время своего первого увлечения и восторга, а затем любящей супругой.

Сегодня она была искренне признательна сеньору Монсальви за то, что, собрав всех своих людей для похода на Париж, он оставил здесь свою жену.

Позволив Мари послушно повторять слова молитвы, Катрин со сдавленным вздохом закрыла лицо руками. Она не молилась, она не могла.

– Господи! Пошли нам помощь! – прошептала она, решившись наконец обратиться к небу. – Сделай так, чтобы битва не была так ужасна! Один человек уже лишился жизни… Господи, прости мне эту смерть! Если бы я только знала…

Поздно ночью, когда останки брата Амабля были преданы земле в присутствии одетой в черное мадам Монсальви и тех горожан, кого долг не удерживал на стенах, один человек опустился в недра земли по лестнице, которая вела из погреба донжона.

Он нес факел, кинжал и письмо. Перед тем как исчезнуть в густом мраке подземного хода, он послал Жоссу, который проводил его до места, прощальную улыбку.

Никто больше не увидел его живым…

В полной тишине, пользуясь ночной темнотой, наемники смогли завалить фашинами часть рва, впрочем, почти пересохшего, и как только солнце окрасило восток розовым светом, нападавшие стали приставлять лестницы к стенам.

Но как тихо ни совершались эти приготовления, они привлекли внимание дозорных, и, когда увлекаемые Гонне солдаты бросились на лестницы, их встретил такой ливень из камней и кипящего масла, что они поспешно отступили.