— Лев Антонович?

— Да? Что?

— Там, кажется, Коля.

— Где? — тут же вскочил Шантель.

— Внизу.

Шантель кинулся к окну, высунулся из него по пояс. Олег проворно схватил его сзади:

— Осторожно! Не упадите! Какой идиот придумал эти нелепые огромные окна!

— Коля! — отчаянно закричал Шантель. — Коля!

Люди, собравшиеся внизу, подняли головы, а Краснов словно и не слышал. Он стоял возле тела Фисы и бессмысленно раскачивался из стороны в сторону. Новенький вдруг бодро сказал:

— Вот она, сила земного притяжения. Все просто: семнадцатый этаж, подошел к окну, голова закружилась и…

— Замолчи! — резко обернулся Шантель. — И запомните: она сама выпрыгнула из окна! Сама! Мы все в этом уверены. И попробуй кто-нибудь из вас хотя бы подумать по-другому…

Сатурн

Вскоре приехала полиция, и началась такая канитель, что все невольно затосковали. Тело Фисы находилось внизу, окно, из которого она выпала, — на семнадцатом этаже, приходилось бесконечно сновать туда-сюда, чтобы рассказать и показать, как все было, и выяснить все детали происшествия. Двери лифта скрежетали почти беспрерывно. У Шантеля этот скрежет вызывал глухое раздражение, потому что дверь в студию была постоянно распахнута, и спрятаться от звуков на лестничной клетке оказалось невозможно.

Коля явно был не в себе, на вопросы оперов отвечал односложно и без конца обращался к Шантелю с одними и теми же словами:

— Ты не бросай меня теперь. Не бросай.

— Хорошо, хорошо, как-нибудь образуется, — каждый раз одинаково отвечал тот. Наконец Лев Антонович не выдержал и подошел к одному из оперативников:

— Вы здесь старший?

— Ну, допустим. Пока я.

— Что значит «пока»?

— Может, и начальник подъедет, майор Садовников Иван Иванович. Его в главное управление вызвали, на какое-то там совещание.

— А вы тогда кто?

— Я представился!

— Извините, я не расслышал. Вы извините… э-э-э… уважаемый. Мы все здесь на нервах.

— А вот нервничать не надо, — усмехнулся опер. — Надо честно отвечать на заданные вопросы. Что ж, исключительно для вас, так и быть, представлюсь еще раз. Старший лейтенант Колыванов, оперуполномоченный из местного РУВД.

— Послушайте, господин Колыванов, можно все это как-нибудь побыстрее закончить? Мы замерзли уже. Не лето, знаете ли. Окно настежь, дверь тоже не закрывается. По студии гуляют сквозняки. Вы мне солиста простудите, а ему еще работать и работать.

— Хорошо, можете закрыть дверь.

— Только вы скажите, чтобы ваши люди не шатались туда-сюда.

— А тут я распоряжаюсь! И ходить мы будем, сколько нам надо! Вот вы говорите, что девушка сама из окна выпала, а как это сама? Что, стояла, стояла и выпала? Кто последний видел потерпевшую живой?

— Я, — упавшим голосом сказал Коля.

— Ага. Ну и что было? Рассказывайте.

— У Николая нервный стресс, — поспешно сказал Шантель, сам трясясь от волнения. — Он себя сейчас не контролирует.

— Ага, — тупо повторил Колыванов. Вообще, симпатии у Льва Антоновича он не вызывал. Сразу видно: человек недалекий, а мнит о себе — мама дорогая!

«Будут проблемы», — подумал Шантель и, попытавшись улыбнуться, сказал:

— Будьте, пожалуйста, снисходительны. Вы должны понимать, что это артист, натура тонкая.