Глеб выпил ледяную водку, понюхал яблоко и с хрустом вонзил зубы в плотную, сочную мякоть. Ноздри его наполнились пьянящим ароматом осени, по телу разлилось приятное тепло пришедшегося к месту алкоголя. Он крякнул и восторженно замычал с набитым ртом. Ирина тихо рассмеялась и потрепала его по непокорному ежику светлых с проседью волос. Глеб замер, боясь спугнуть эту нечаянную ласку, но Ирина уже отправилась помогать Маргарите Викентьевне накрывать на стол.

– Отходит? – переставая хрустеть яблоком, спросил полковник и незаметно кивнул в сторону Ирины.

Глеб слегка нахмурился, а потом скорчил неопределенную гримасу и подвигал бровями. Пронаблюдав за танцем его бровей над оправой притемненных очков, полковник вздохнул и отложил надкушенное яблоко.

– Ты извини, Глеб Петрович, – сказал он. – Я понимаю, что лезу не в свое дело, но…

Он надолго замолчал и полез в карман старенького солдатского ватника за сигаретами. Глеб подождал продолжения, не дождался и заговорил сам.

– Вы хотите сказать, что в прошлый раз я сорвался именно из-за нее?

Полковник помедлил с ответом. Он не торопясь прикурил сигарету от тлеющей головешки, сосредоточенно скосив к переносице глаза, бросил головешку обратно в костер и сказал, твердо выговаривая слова:

– Она прекрасная женщина. Не надо на нее грешить.

Если бы ты сорвался из-за нее.., если бы ты был способен сорваться из-за женщины, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Она стала последней каплей, не спорю, но ее вины в этом нет. Знаешь, досье, которое мне тогда подбросили, было очень подробным, так что все твои секреты я знаю едва ли не лучше тебя. И давай закроем эту тему. Я задал вопрос просто – ну просто по-человечески. Если он тебя как-то задел, возьму обратно.

– Извините, Алексей Данилович, – сказал Глеб, но глаза его за стеклами очков потемнели.

– Извините, Алексей Данилович, – совсем по-мальчишечьи передразнил Малахов. – Кстати, если тебе это интересно, могу сообщить, что то досье я уничтожил.

– Это уже интересно, – сказал Глеб, тоже закуривая и расслабленно усаживаясь прямо на землю. – То есть, это, конечно, приятно, но позвольте спросить: почему? Согласитесь, для полковника ФСБ вы поступили скажем, не совсем типично.

– Видишь ли, Глеб Петрович-. Ты, конечно, мужик хороший, но есть в тебе что-то от пулемета, который какой-то не слишком умный шутник смеха ради подбросил в деревню папуасов или других каких-нибудь дикарей.

Лежит себе этакая штуковина, и никто не знает, что с ней делать. И так покрутят, и там нажмут, а пулемет молчит, потому что затвор лежит отдельно, под соседним кустиком. Вот это самое досье и есть затвор, с помощью которого можно заставить пулемет работать. Вернее, было.

– Почему же – было? – задумчиво спросил Глеб. – Ведь вы уничтожили только дискету, а дискета – это так, копия, и, возможно, не первая. Может быть, тот доброхот разослал по дискете каждому сотруднику ФСБ в чине от майора и выше, и теперь все они в свободное от работы время ищут капитана Сиверова по кличке Слепой. Как вам нравится такой вариант?

Малахов, морщась от жара, слегка повернул шампуры над углями, побрызгал на угли водой и снова опустился на корточки.

– Скоро будут готовы, – сообщил он. – Хорошо, а то жрать охота до беспамятства. За кого ты меня держишь? – добавил он после коротенькой паузы. – Я сказал, что досье уничтожено. Не веришь – иди и проверь.

– К черту, – сказал Глеб. – Ничего не буду проверять. Так хочется иногда для разнообразия кому-нибудь поверить…

– Тогда кончай трепаться и волоки сюда какую-нибудь посудину, – распорядился Малахов.