|
В доме был ещё ребёнок, девочка, одетая в джинсу, скучающая и хмурая. Рэйчел внезапно ощутила прилив солидарности. Комната была полна сигаретного дыма. Было очень жарко. Должно быть, парочку пригласили на ранний ужин, потому что на столе были остатки типичной для Эдди еды. Там стояли миски с пастой, привезённые с каникул в Тоскане, кусочки багета, пустая бутылка ужасно дешёвого румынского красного. Эдди делала кофе в голубом жестяном кофейнике и подняла голову, не удивившись её приходу. Люди постоянно стучали в окно кухни.
– Милая, – сказала она. – Заходи. И закрой дверь. На улице сильный ветер. Рэйчел дверь закрыла, но осталась стоять. – Мне нужно поговорить с тобой. – Кофе? – Эдди рассеянно повернулась, не выпуская из рук чайника. – Мама! – Это было единственное слово, до которого она додумалась, чтобы привлечь внимание Эдди. Рэйчел никогда так её не называла. Эдди посмотрела на неё, нахмурилась. – Что то срочное? – Да. Действительно срочное. Клеопатра и её дочь были выдворены с профессионализмом, вежливостью и поспешностью, которые поразили Рэйчел. Кофе так и остался недопитым. Рэйчел услышала голос Эдди у передней двери: – Как жаль, что вам пора, – словно уход был полностью их идеей. Когда Эдди вернулась на кухню, Рэйчел нашла ещё одну бутылку вина и открывала её. – Лучше не позволять людям курить здесь. – Знаю, милая, но она была в отчаянии. Её муж только что сбежал с одной из своих студенток. – И вы обсуждали это здесь. В присутствии их дочери. – Не напрямую. – Она подобрала слово: – Эллиптически. Он преподавал со мной в колледже. Я наняла его. Чувствую определённую ответственность. – Разумеется. – Это было сказано с иронией, которую Эдди прекрасно распознала. Она села напротив Рэйчел за выскобленный сосновый стол и спокойно взяла ещё бокал вина. Эдди недавно вышла на пенсию, но не позволяла себе распуститься. Несмотря на склонность к радикальным взглядам, которые так смущали Рэйчел в детстве, она всегда была убеждена, что внешность имеет значение. Её короткие волосы были грамотно подстрижены, кожа чистая. Она хорошо одевалась, в стиле стареющих хиппи, носила длинные юбки, этнические стёганые куртки. Рэйчел задумалась, нет ли у её матери любовника. Когда она росла, всегда были мужчины, но Эдди вела себя с осторожностью, граничащей с одержимостью. Этим мужчинам никогда не были рады на хаотичной, полной народа кухне. Им давали понять, что они никогда не должны посягать на домашнюю жизнь Эдди. Эдди посмотрела на Рэйчел поверх бокала. – Надеюсь, – сказала она осторожно, – ты здесь не для того, чтоб приняться за старое. Имелся в виду её отец. – Нет. – Тогда скажи мне, – мягко попросила Эдди, – чем я могу помочь. Рэйчел молча пила вино. – Проблема с парнем? – Не глупи. Мне не четырнадцать. И вообще, думаешь, я бы стала говорить с тобой о чём то подобном? – Ну, да. Надеюсь, что да. – В голосе Эдди слышалось сожаление, и Рэйчел почувствовала, что ведёт себя грубо, глупо и по детски. – Белла умерла, – сказала она. – Прошлой ночью. Покончила с собой, повесилась. Я её нашла. – Почему ты не приехала домой раньше? Или не позвонила? Я бы могла за тобой приехать. – Думала, что справлюсь сама. – Дело не в этом. Уверена, что справишься. Прошло время, прежде чем Рэйчел ответила. – Нет, – сказала она. – Не сама. Не в этот раз. – А а. – Эдди допила свой бокал. Вино оставило след на её губах и широких передних зубах, которые Рэйчел унаследовала. – Ты знаешь, я всегда завидовала Белле. |
