|
– На тобі ще! – сверкнув на солнце, в него полетел целый пучок вилок. – Та ще! – В полёт отправилась тарелка, разлетелась вдребезги об угол стола, за ней нож, на лету перевернувшийся и… свалившийся парню на голову, саданув рукоятью по макушке. – Ага! – Тётка схватилась за бутылку на стойке, не переставая пронзительно, надрывно орать: – Рятуйте, люди! Вбивають!– Бутылка разлетелась вдребезги у ног парня, брызнув в лицо стеклом.
– А если б попала? – хватаясь за лицо, с какой-то совершенно детской, недоумённой обидой завопил он. Сквозь распахнутые двери кафе донеслись приближающиеся крики и топот множества ног. – Вы мне за всё ответите! – Парень попятился и не столько перепрыгнул, сколько перевалился через ограду террасы, прямо в воду. Побежал вдоль берега, гулко плюхая тяжёлыми ботинками по воде. – Тикає! – Тётка бросилась к ограде. – Мама! – Придавленный телом матери пацанёнок не плакал, а только сдавленно постанывал: – Тяжело! Его мать шумно вздохнула… и откатилась в сторону, подметая пышными чёрными волосами доски террасы. Поднялась на четвереньки – руки в локтях то и дело подламывались. И поползла к лежащему на полу старику. Парень бежал. Вода из-под берцев разлеталась во все стороны, то и дело плюхая в лицо, и тогда он судорожно слизывал её, чтобы хоть как-то освежить пересохшие губы. Грудь его судорожно ходила ходуном, но останавливаться было нельзя – позади слышались крики преследователей. Его гнали как… дичь, и за что? Что он такого сделал-то? По улочке, застроенной мини-гостиницами и коттеджами, он кинулся прочь от пляжа. – Ой! Ой! – завопила бабка на велосипеде, когда он вынырнул прямо под колёса. Велосипед повалился набок, из корзины на багажнике сыпанули укутанные в целлофан пончики и покатились, подпрыгивая на дороге румяными бочками. Он наступил на один – черника брызнула из раздавленной сдобы, поскользнулся, выправился и побежал дальше, слыша, как за спиной ругается и причитает старуха. Так ей и надо! Чтоб не была… Чтоб не была, в общем! – Вы у меня ещё попляшете… – Он метнулся через шоссе. Несущийся прямо на него фургончик разразился длинным пронзительным гудком – сквозь лобовое стекло он успел увидеть широко распахнутые глаза водителя. Тот отчаянно закрутил руль, фургон завертело, поволокло поперёк дороги, идущая за ним легковушка принялась яростно тормозить – её нос целился фургончику в борт. Парень перемахнул дорогу и, пробивая подлесок, ворвался в лес. За его спиной послышались удар, скрежет металла и крики. – Нечего было за мной гоняться! – Он побрёл меж стволами, путаясь в подлеске. Зыбкая болотистая почва подавалась под ногами, будто укачивая, сорванное дыхание восстанавливалось, но злость одолевала всё сильнее. Сквозь затуманенное сознание начинали пробиваться неприятные мысли. А ведь и арестовать могут… Типа, нападение… Хотя это вовсе не он гранату кинул, а тот старик! Вот чего он полез, спрашивается? Сидел бы тихо и было б всё нормально! Разнесло б их всех – и никаких свидетелей! А теперь в полицию попрутся, клуши… Будто бы он и правда цыганскому щенку гранату за пазуху сунул… А ведь его мамаша скажет, что сунул бы… Дела застопорятся… Он же по делу приехал! Важному! А теперь… – Ничего… разберёмся… – Он вытащил мобильник и торопливо набрал сообщение. – Пусть и они покрутятся… Если хотят свою долю… Пить-то как хочется! На широком листе папоротника ещё поблескивали оставшиеся после утреннего дождя капли. Он встал на четвереньки, тут же начав погружаться коленями в проседающую землю. |
