- Дальше рассказывай.

    Рэми верил почему-то незнакомцу и верил безоговорочно. Он успокаивался, понемногу переваривая слова толстяка. На людей они охотятся? На тех, кто не может оборотнем обернуться? Одежду из кожи шьют...

    По позвоночнику пробежал неприятный холодок, но отношение к Бранше, "недомерку", стало лучше, с легкой насмешки сменившись на сочувствие... сложно, наверное, необоротню в Ларии... как здесь - оборотню...

    - Что рассказывать-то? - пожал плечами Бранше, сминая толстыми пальцами блин. - Как к магической стене, пределу, значит, подошли, так они шептать начали, ну и пропустил нас предел. Да я ногу подвернул, совсем плохо шел. Теперь отошла нога... почти, да поздно - бросили меня.

    Бросили... что же, с цеха воров станется. Стал обузой, вот и бросили. Жалко вдруг Рэми стало толстяка, жалко глупца, совершенно неприспособленного к жесткой и беспощадной жизни на приграничье. Не место тут таким... тихоньким.

    Да вот только делать что с ним? К дозорным такого не поведешь, а деревню тоже - убьют сразу и разбираться не будут. И в лесу ведь не оставишь...

    - А что им? - затравленно глядя на Рэми, продолжал Бранше. - Матушке теперь не пожалуюсь... Ну, я бродил, бродил, да и набрел на это проклятое болото. А тут вы со своими стрелами! Смилуйтесь, что я вам сделал? Не оборотень я, не видно?

    - Видно, - прошептал Рэми, опуская лук.

    И сам удивился. Верил он Бранше и верил безоговорочно. Сердцем чуял, а Рэми сердце слушал, оно никогда его не подводило. Вот и сейчас, хотя разум говорил, что незнакомец может быть опасен, сердце было на стороне Бранше. Рэми почему-то твердо знал: не врал незнакомец, и опасен он не был. А если не врал, значит, в помощи нуждался. А кто ж стреляет в беззащитного, потерявшегося человека?

    - Верю я тебе, Бранше. Лесник я здесь, за лесом смотрю. Идем, спешить надо. Темнеет уже. Нехорошее ты место плутать выбрал.

    - Зато тебя нашел, - прошептал Бранше, и вдруг спохватился, - простите, вас.

    - Я не архан, чтобы мне выкать, - спокойно ответил Рэми, собирая рассыпавшиеся рогатые васильки в полотняный мешочек. Спешить надо, и так много времени потерял. - Котомку принеси!

    - Архан это кто?

    - Господин, глава, как там у вас величают? Особый... высокорожденный.

    - А ты?

    - Простой я... лесник. Рожанин. Крестьянин, низкорожденный называй как хочешь. Не понимаешь?

    - Ты уж прости, дружок... но на низкорожденного ты не тянешь, - впервые в голосе Бранше появилась ирония. - Больно уж в тебе порода чувствуется.

    Рэми застыл, не зная, что ответить, а Бранше, чуть поколебавшись, схватил котомку, да так неловко, что оттуда выкатился завернутый в капустные листья кусок хлеба. Совсем небольшой, Рэми ведь ненадолго в лес уходил.

    Но Бранше при виде еды украдкой сглотнул, осторожно взял восхитительно пахнущий ломоть и затравленно протянул Рэми, всем видом извиняясь за свою неуклюжесть. Лесник, чуть поморщившись, быстро бросил:

    - Ешь. Вижу же, что голодный. Ешь же!

    Бранше с жадностью набросился на хлеб, а Рэми продолжил собирать в котомку испачканные в липком соке цветки. Лишь откусив несколько кусков, лариец спохватился. Покраснел густо, переломил хлеб на две половинки и одну протянул Рэми.

    - Прости меня, оглодал я больно... только о себе думаю.

    - У нас тот, кто хлебом делится, другом называет, - отрезал Рэми, завязывая мешок с травой. - Осторожнее с дружбой-то.