Она была очень вульгарно накрашена и не менее вульгарно одета. Словно привет из девяностых – алая помада, чёрными тенями подведённые глаза, много туши на ресницах, которая, видимо, из-за плохого качества уже частично осыпалась под глаза, делая свою хозяйку похожей на панду. Голубая блузка с рисунком из блёсток на груди, видимо, гордость хозяйки, была заправлена в короткую кожаную юбку. Особой любовью девушки являлись серьги в виде розового пёрышка, она постоянно поправляла их, словно проверяя, не потерялась ли такая красота.
Не обратив никакого внимания на Зинку, яркая девушка озираясь смотрела по сторонам и постоянно всё трогала – ручки на столе, подлокотники кресел и даже маленькие конфеты в вазе, периодически выкладывая их на стол. Перетрогав всё и заскучав, она взяла ручку и нарисовала на забинтованном пальце ноготь, но, видимо, не удовлетворившись результатом, подумала и раскрасила его в фиолетовый цвет. Зинка наблюдала за её манипуляциями и пыталась сквозь тонны косметики на лице понять, сколько ей лет. Но, видимо, девица не привыкла долго молчать, потому что после десяти минут тишины и гордого презрения по отношению к Зинке она всё-таки решилась и, наклонившись над столом, шёпотом, словно боясь, что её услышат, спросила:
– А ты тоже, на это самое, на завещание?
Получилось немного зловеще, и Зинка испуганно махнула головой.
– И тоже не знаешь, кто это? – озираясь спросила размалёванная и, не дожидаясь Зинкиного ответа, продолжила: – Жесть, ну ты даёшь, вроде одета прилично, значит, бабки есть, или приезжая, тогда понятно. Вот я бы никогда не повелась на это, но так хочется от предков съехать, сил нет. Хотя мне грех жаловаться, мне повезло, я-то москвичка, – гордо закончила девица.
У Зинки в этот момент появилось ещё больше вопросов, которые не находили ответов. Но, оценив интеллект и воспитанность девицы, она сделала заключение, что спрашивать бесполезно, и всё-таки решила подождать того, с волшебным голосом. Собеседница хотела сказать что-то ещё, но ей не дали. Дверь распахнулась, и на пороге появился ещё один персонаж. Мужчина лет сорока с остатками былой красоты на лице и огромным самомнением в глазах, оставшимся с тех времен, когда он мог похвастаться молодостью.
– Добрый день, – слегка наклонив голову, поздоровался бывший Казанова, держа в одной руке шляпу, а в другой трость.
Зинка молча кивнула в ответ, её собеседница же замерла с открытым ртом не в силах шевельнуться. Она заворожённо смотрела на вошедшего, как апостолы смотрели когда-то на Иисуса, идущего по воде, не меньше. Зинке стало жаль её, вошедший франт уже бросил презрительно-уничижительный взгляд в её сторону, поэтому, вспомнив про женскую солидарность, Зинка наклонилась и ударила девицу по руке в надежде, что та отомрёт и всё же закроет рот. Но Зинка, просто производитель неловких ситуаций, нечаянно ударила «яркую» по забинтованному и, видимо, очень больному пальцу, чем породила фонтан эмоций. Девушка вскочила и, тряся рукой, начала громко материться.
– Сволочь, за что, почему, боже, как больно, – и это только те слова, которые можно произнести, остальная же лексика была чисто русским отборным матом.
У мужчины с тростью и шляпой в руке, видимо, свернулись уши в трубочку, ну а как ещё можно оправдать то, что он надел шляпу снова на голову и прижался к двери. Только желанием спрятать свернувшиеся уши, ведь Зинка могла поспорить, что этот франт знает с детства, что в помещении необходимо снимать головной убор. Сама же виновница кинулась извиняться к ругающейся девушке, но не тут-то было. Видимо, от сильной боли девица скакала по комнате, переворачивая стулья и круша книжные полки. Зинке ничего не оставалось, как следовать за ней и поднимать всё, что та перевернула. Именно на этой странной картине происходящего в кабинет зашёл сладкоголосый в компании двух мужчин.
– Очень рад, что вы познакомились, – растерянно сказал он, наблюдая в кабинете полный разгром. |