|
И в то же время, какая борьба, какая тяжелая внутренняя борьба шла внутри нее! Муж уже не мог видеть ее лица, но зрителям оно было видно хорошо. Ни гордости, ни достоинства не было во взгляде бедной Жозель – только ужас. Бежать! Бежать! – кричали ее глаза; каждую секунду она ждала, что нож вот-вот вонзится в ее спину. На сцене словно было две разных женщины, соединившихся в одном теле. Одна – гордая осознанием своего подвига, непреклонная, готовая умереть в ту же минуту, а другая – напуганная до безумия, ни в чем не уверенная и жаждущая лишь одного – жить.
В последний миг платок выпал из рук девушки, оставшись на сцене немым укором мужу-тирану. Жозель удалилась. В зале повисла пауза. – Браво! – закричал кто-то в третьем ряду. – Браво! – подхватили другие. Зал взревел, разрывая тишину бурными овациями. Спектакль еще не закончился, но впечатление, произведенное последней сценой, было слишком сильным. Зрители, не выдержав, поднялись с мест. Все стихло лишь после того, как раздались первые реплики покинутого мужа. Они должны были быть гневными, но актер, игравший Рикардо, понимал, что после таких проводов и восторгов начинать сразу дикими воплями нельзя. Поэтому он начал тихо и вкрадчиво, изобразил даже растерянность, а потом постепенно, читая монолог, дошел до необходимой степени ярости. Спектакль удался. Зрители аплодировали стоя, долго не отпускали актеров, особенно девушку, так великолепно исполнившую роль Жозель. Наверняка после этого спектакля ей предложат работу в одном из лучших театров страны. Сегодня я видел, как загорелась новая звезда, подумал Дэвид. Вечер был тих, воздух прозрачен, как никогда. Или ему только так казалось. Дэвиду хотелось закрыть глаза и остаться там, в восемнадцатом веке. В те времена, когда люди, степенно прогуливаясь по улицам, никуда не торопились, семья для них была самым дорогим, и ради нее они жертвовали всем. Он остановился и посмотрел на небо: белые хлопья облаков беспорядочно разбросаны на темном своде. Звезды… Дэвид не разглядел ни одной. И все-таки вечер удался. Перед глазами стояла та самая сцена. Как гордо эта девушка подняла подбородок, как до мелочей точно изобразила мимолетное отвращение. Интересно, кто она? Еще совсем юная, от силы лет девятнадцать. Хотя, кто знает, актриса всегда выглядит на столько, сколько ее героине. А сердце ныло, сердце болело. И зачем только он пошел, ведь не собирался. Ведь сам себе клялся, что ноги его больше не будет в театре. Но, с другой стороны, столько времени прошло… Нельзя же, в самом деле, отгородиться от всех, никуда не выходить, ни с кем не общаться. Прошел целый год. – Целый год, – повторил Дэвид вслух, словно пробуя эти слова на вкус. Целый год… без нее. Последнее он не произнес. Только слегка шевельнулись губы. Дэвид запретил себе думать об этом. Завтра начнется новый день, новые заботы, лекции, студенты. У них у всех будет много вопросов. Еще бы – скоро экзамены. Еще месяц – и срок действия контракта закончится. Остаться в Швейцарии или вернуться в Америку? Уехать еще куда-нибудь? Пожалуй, не стоит. Дэвида все устраивало здесь – тишина, покой и, главное, никаких воспоминаний. Она осталась в Америке, а там, где она, ему не место. Успешная, молодая, красивая… Голливуд открыл перед ней свои двери, постелил красную ковровую дорожку, осыпал цветами. Это вскружило бы голову кому угодно, а уж Элизабет… Дэвид оборвал свой внутренний монолог на полуслове. Хватит. Сколько же можно изводить себя? Он заметил, что до сих пор стоит, и пошел дальше по улице, мысленно ругая себя. Что он за тряпка, в конце-то концов! Нет, ему определенно не место в современном мире. Сколько людей разводится каждый день, скольких мужчин жены бросают спустя всего месяц после свадьбы! Ни для кого теперь это не проблема. |
