Внезапно все путешествие в Париж в хрупкой надежде отыскать кого-нибудь из материнской родни показалось ей сплошным безумием. Это намерение уже успело принести ей беду. Ей следовало остаться в монастыре и послушно сочетаться браком с мерзким доном Педро Ортегой. Ей следовало…

Но тут она оторвалась от невеселых мыслей: дилижанс замер под скрип деревянного тормоза, и пассажиры принялись поспешно выскакивать, торопясь на воздух.

Конечная остановка располагалась перед постоялым двором, но она понятия не имела, на какой улице и в какой части города находится. У нее не было узла, который стеснял бы ее движения; у нее вообще ничего не было, кроме одежды на ней и кошелечка, который Дональд неуклюже сунул ей в руки перед выходом. Решив, что там лежат деньги в оплату за ее услуги, она сердито вспыхнула, однако взяла, чтобы не обидеть Дональда: даже несколько монет дарили ей чувство независимости.

Она завертела головой, совершенно забыв от растерянности про Дональда, который прикоснулся к ее руке.

– Скоро стемнеет. Ночью наверняка пойдет дождь. – Разговаривая с ней, он опасливо озирался, чувствуя себя не в своей тарелке. – Может, нам лучше… – начал было он, но тут же облегченно перевел дух: к ним подошел и заговорил по-английски неброско одетый человек, прежде державшийся в стороне.

– Дональд Макгир? Сайлас Уинтерс, с брига «Стелла Марис» из Каролины. Капитан Челленджер велел мне вас разыскать.

Сайлас Уинтерс, скромный молодой человек, слегка поклонился Марисе и тут же оставил ее наедине со своими сбивчивыми мыслями. Подсадив ее в маленький закрытый экипаж, он завел разговор с Дональдом, что давалось ему легче; он объяснил, что его корабль захвачен французами, а самого его совсем недавно отпустили в обмен на пленника-француза.

– Я выполняю поручение капитана Челленджера. Мне повезло, что я столкнулся с ним два дня назад в резиденции посла. Кажется, мы наладили отношения с Францией – до поры до времени, конечно.

Мариса потеряла дар речи, хотя все внутри у нее бушевало от гнева и разочарования. Как он смеет? Она больше не будет его пленницей! Если он воображает, что может обращаться с ней как с собственностью, потом бросить, даже не простившись, после чего подобрать по новой прихоти, то… Что ему понадобилось от нее на этот раз?

Ответ не замедлил себя ждать и вогнал ее в краску, заставив крепко сцепить пальцы, благо в карете было темно и спутники не могли ее разглядеть. Нет, она больше не допустит издевательств! Она больше не находится у него на корабле, где он как капитан имеет право казнить и миловать любого из своей команды. Она свободна, она в Париже! Пусть только попробует опять ей досаждать – она не постесняется заорать изо всей мочи, чтобы напустить на него жандармов. Тогда он узнает…

Карету, плетущуюся в сумерках по улицам, кое-где освещенным масляными фонарями, начал поливать дождь. От волнения Мариса ничего не замечала. Ее спутники продолжали свой негромкий разговор.

«Он не может так со мной поступить! Всего несколько дней тому назад он говорил о том, как хорошо для нас обоих, что наши пути расходятся. И вот теперь… Нет, это невыносимо!»

Она скрипнула зубами. Карета внезапно остановилась перед высоким узким домом на тихой улочке. Она через силу промямлила несколько благодарных слов в адрес Уинтерса, который галантно нагнулся к ее ручке. Что он думает о причине ее появления здесь? Как поступит, если она вдруг заберется обратно в карету и потребует, чтобы ее отвезли на постоялый двор, принявший пассажиров дилижанса?

Однако он уже отвернулся, чтобы отпереть железную калитку, и посторонился, пропуская ее на ступеньки, освещенные фонарем.

На звук дверного колокольчика явился пожилой слуга. Мариса оказалась в обшарпанном коридорчике, ведущем к лестнице, покрытой ветхим половиком.