Теперь Узе призвала всю свою сообразительность, чтобы использовать каждую дину своих крошечных электрических толкателей, чтобы пройти по дуге над Астрой II, сохраняя должное положение и высоту. Ускорение неуклонно возрастало, достигло пятисот «g»… Каждую секунду ее скорость уменьшалась почти на пять километров в секунду. Узе знала, что потеряет сознание. В каких-то сантиметрах от поверхности ее тела воздух раскалился до пятидесяти тысяч градусов. Огненный шар, в котором она находилась, летел на высоте семьдесят километров над океаном, превращая ночь в день.

Четыреста пятьдесят «g». Узе почувствовала, как разлетелся вдребезги криостат, и одну из ветвей ее мозга закоротило. Однако Узе слепо и терпеливо продолжала удерживать свое тело в нужном положении. Если расчеты верны, ей осталось меньше пяти секунд.

Теперь она двигалась не более чем в шестидесяти километрах от поверхности, затем снова устремилась в космос. Но теперь ее скорость составляла всего семь километров в секунду. Ускорение упало до пятнадцати «g», потом до нуля…

Описав длинный эллипс, она снова – на этот раз почти бережно – погрузилась в атмосферу Астры II.

На высоте двадцать тысяч метров Узе открыла глаз и окинула взглядом мир, который расстилался под ней. Ее линза треснула, некоторые программы распознавания образов пострадали, но она видела что-то зеленое и знала, что не так уж и плохо сориентировалась.

Возможно, это был бы момент ее торжества… если бы только она помнила, что должна сделать после того, как приземлится.

На высоте десяти тысяч метров Узе раскрыла параплан, спрятанный в корпусе позади глаза. Послышался хлопок, цветок из упругого пластика раскрылся над ней, и падение сменилось плавным скольжением. Узе видела, что летит над прерией, по которой разбросаны островки леса. Близился закат, и длинные тени, отбрасываемые деревьями и холмами, помогали ей производить топографические измерения.

Две тысячи метров. Учитывая, что относительная дальность планирования составляла один к четырем, ей удастся пролететь, самое большее, еще восемь километров. Узе посмотрела вперед, увидела лесок и ручей, сверкающий среди деревьев. Потом поляну у самой кромки леса… Какое-то случайное воспоминание подсказывало ей, что это подходящее место. Она подтянула передние стропы параплана, и угол скольжения стал круче. Пролетев три-четыре метра над самыми деревьями, окружающими поляну, Узе сделала то же самое с задними стропами, параплан замер, и она упала в глубокую, влажную траву. Пластик, разрисованный серовато-бурыми пятнами, окутал ее обугленное тело. Сейчас ее можно было по ошибке принять за большой черный камень, полускрытый растительностью.

Путешествие длиной в сто веков и четыре световых года, подошло к концу.

Узе сидела в сгущающихся сумерках и прислушивалась. Невообразимое количество звуков. Крошечные существа, прячущиеся в своих норах; журчащий ручей; щебет, чуть слышный на расстоянии. Солнце село, и легкий туман поднялся над в темной поляной. Узе знала, что ее путешествие закончено. И никогда не начнется снова. Не важно. Так было задумано, в этом она не сомневалась. Она знала это, потому что основная часть ее вычислительных машин – ее мозг – была разрушена при посадке. Как сознательное существо она сможет просуществовать от силы сто-двести лет.

Не важно.

А вот что действительно было важно – теперь она знала точно: ее миссия на этом не закончилась. Оставалась самая важная ее часть, еще один раунд великой игры, которую начали ее создатели. И теперь эта игра может закончиться ничем. Вот что на самом деле пугало Узе. Это было частью замысла, ради которого она создавалась.

Она снова изучила содержимое программируемой памяти – все, что уцелело по прошествии веков и пережило приземление, – но не обнаружила ничто нового.