— Что случилось? Ради бога, скажите мне правду.

Доктор высвободил руку и растер ноющее запястье.

— У вас мальчик. Он сейчас в отделении интенсивной терапии. Мне жаль, но надежды на то, что он выживет, почти нет.

Каролла держал руку Евы в своей и старался говорить спокойно. Было около полуночи. Она очень долго приходила в себя после анестезии, и теперь глаза у нее слипались, так что Каролла не был уверен в том, что она понимает, кто с ней рядом. Она как-то странно смотрела на него, словно не узнавая, и вдруг взгляд ее стал сосредоточенным.

— Полли? Это ты, Полли?

— Да, сладкая моя, это я. Как ты себя чувствуешь?

Ева облизнула пересохшие губы, и Каролла положил ей на лоб влажное полотенце. Она закрыла глаза и тяжело вздохнула.

— Говорила я тебе, что мне не нужно уезжать из Нью-Йорка. Почему ты не послушал меня?

— Да, да, но я хотел, чтобы ты была со мной.

— Мне станет лучше, когда мы вернемся домой. Я хочу рожать ребенка дома. Они сказали тебе, когда мы сможем уехать? Уверяю тебя, в Нью-Йорке все будет в порядке. И почему я позволила тебе притащить меня в эту дыру!

Каролла прослезился, смачивая полотенце в чаше с водой и возвращая его на лоб жены.

— Он уже родился, сладкая моя, ты уже родила его.

— Не понимаю… — поморщилась она. — Он? Ты говоришь, он? У меня родился сын?

— Да, моя радость. Но он еще очень слаб. Его поместили в отделение интенсивной терапии.

Ее лицо внезапно просияло, словно она не услышала его последних слов. Сжав руку мужа, она тихо вымолвила:

— Мальчик… Я хочу увидеть его, Полли.

Каролла беспомощно оглянулся на медсестру, которая стояла поодаль во время всего их разговора. Она подошла к постели Евы, пощупала ей пульс и осторожно положила ее руку обратно на одеяло.

— Пока вы не можете увидеть сына, — заговорила она с Евой ласково и терпеливо, как с ребенком. — Нам необходимо поправиться и набраться сил, прежде чем мы будем кормить нашего мальчика, правда? А теперь постарайтесь заснуть. Вы проснетесь и почувствуете себя намного бодрее.

Ева послушно закрыла глаза и почти сразу провалилась в глубокий сон.

— Джорджио, мы назовем его Джорджио… — прошептала она напоследок. — Спокойной ночи, моя крошка, спи сладко…

В три часа утра приземистая фигура Кароллы все еще маячила в фойе. Дежурный хирург вышел к нему и сказал:

— У меня для вас хорошие новости. Ваш малыш продолжает бороться, у него сильный характер. Я могу отвести вас к нему, если хотите на него взглянуть.

Каролла широко улыбнулся и пошел за доктором по длинному белому коридору к лифту, чтобы подняться на второй этаж в отделение интенсивной терапии. Молодой хирург барабанил по стенке лифта костяшками пальцев, отстукивая ритм последнего хита Фрэнка Синатры. Их встретила дежурная сестра, которая представилась и пожала руку Каролле. Она провела его в небольшой кабинет, усадила в кресло и предложила кофе. Но Каролла отказался, проявляя нетерпение.

— Я хочу поскорее увидеть сына.

Сестра села напротив него и стала осторожно подготавливать его к тому зрелищу, которое ему предстоит. Ребенок родился с гидроцефалией и искривленным позвоночником. Каролла вытаращился на сестру, то открывая, то закрывая рот, как выброшенная на берег рыба. Он не мог постигнуть смысл ее слов, не понимал, что это все означает.

— Но с ним все в порядке? Я имею в виду, он в норме?

— Он жив, и у него есть силы, чтобы бороться за жизнь.