И это было последней каплей. Как зверь дикий, я впился зубами в ее плечо, замолотив бедрами остервенело, вгоняя себя под самый корень, но все равно мало-мало-мало! Я в тебя весь влезть умираю, как хочу. Влезть и остаться. И остался, кончив так, будто наизнанку вывернулся.

— За… Зарицкий!!!! Ты что натворил?! — сорванным голосом спросила Полина, едва нас немного перестало мотылять на девятибалльных волнах общего оргазма. — Ты что, гад такой, сделал?

Да уж, после моего воздержания сложно было не заметить, сколько из меня вылилось. Впору уже сознание терять от обезвоживания, честно.

— Правильнее будет спросить, чего не сделал, — выдавил я.

— Я же тебя сейчас убивать буду.

Ага, как только на ногах твердо стоять сможешь.

— Нельзя меня уже убивать. Дитя осиротеет.

— Ты — деби-и-ил!

Глава 31

— Тихо-тихо, аккуратнее, Белоснежка, — увещевал меня кончающий без стыда, совести и меры мерзавец, пока я выворачивалась из-под него. — Голова может закружится, или ноги подведут.

Да меня эта голова пустая и так подвела уже дальше некуда, вместе с ногами, что раздвигаются без спроса хозяйки. Вот как так?

Шипя разъяренно от ощущения скользкой влаги между бедер и от мыслей о возможных последствиях, я пошарила взглядом в поисках, чем бы врезать ухмыляющемуся довольным котярой Марку. И мстительно ухмыльнулась в ответ, подхватив с пола Зарика.

— Ты! — ткнула прозрачной, упруго задрожавшей головкой в сторону источника всех моих неприятностей. — Как посмел вообще?! Кто так делает, Зарицкий?!

— Нет, ну ты не можешь всерьез хотеть треснуть меня этим… предметом.

— Почему же?

— Вот спросит тебя наш ребенок, при каких обстоятельствах он получился, а ты ему что скажешь? Как ты лупила его отца сразу после момента зачатия резиновой копией его члена?

— Нет, ну ты реально нарываешься! — рявкнула и ломанулась на него.

Вранье, что мужик со спущенными штанами бегает медленно. Марк вон как резво от меня припустил и даже дверь на кухню умудрился перед носом успеть захлопнуть. Так что только деревяшке и досталось.

— Блин, Полина, у меня от звука этих ударов аж сжимается кое-где, — явно сдерживая смех, заявил смывшийся в безопасность засранец.

— А у тебя и должно сжиматься! Еще как должно! Я ж убью тебя, лодочник! — буйствовала я.

— Яхтсмен будет правильнее, Белоснежка.

— Прибить тебя — вот что будет правильнее! — Моя злость стремительно стала превращаться в обиду. На него, запросто взявшего меня «тепленькой». На себя, дуру и слабачку. Дохнул, тронул — и потекла. — Что ты сделал, соображаешь хоть?!

— А тебе медицинский термин нужен, или красиво обозвать это страстным воссоединением влюбленных с актом творения новой жизни?

— Придурок! — Мой голос сорвался. — Я тебе о серьезных вещах, о последствиях, а тебе только постебаться!

Всхлипнув, я поковыляла в ванную.

— Полин! — позвал Марк, но теперь я уже отгородилась от него дверью.

— Проваливай на свои Сейшелы светить голой задницей.

Стянула через голову спалившую всю малину рубашку, крутанула краны и сунулась под душ — спрятать полившиеся глупые слезы.

— А смысл? Тебя там нет на это посмотреть. — Марк бесцеремонно заперся в ванную и стал раздеваться. — Я тут пока ею посвечу. Местная погодка для такого, конечно, не шепчет, но авось сумею тебя завлечь сверканием своих прелестей до того, как их застужу.