— Ты бы свое лицо видела, Белоснежка, — рассмеялся Марк, чуть отстранился и взял и подул… туда.

— Ты не мог бы не делать этого?

— Чего?

— Не дуть и не разговаривать со мной в непосредственной близости к… — Господи, как же это, половым органам? Не совсем то. Вагине? Мама, роди меня обратно. Киске? Привет, зоофилия! Вратам наслаждения? Да застрелиться можно!

— Ну? Я весь в ожидании, — подначил меня засранец, ухмыляясь.

— Промежности! — выпалила я и вывернулась-таки из-под него, завозив ногами по кровати и ерзая на заднице, отползая подальше.

— Ну тоже вариант.

Я торопливо вскочила с постели, и он последовал за мной. Огляделась в поисках двери в ванную, как-то не припомню со вчера, где она, и тут же зависла.

— Боже, что это? — в восторге прошептала я, выйдя сквозь огромное, во всю стену, раздвижное французское окно.

— Это моя холостяцкая берлога, тот самый вид, который к морю передом. А вчера ты видела то, что к лесу задом, — обнял меня сзади Марк. — Нравится?

— Нет, — я на полном серьезе покачала головой. — Это не может нравиться. Или не нравиться. Это просто сносит крышу.

Моей крыше на самом деле было от чего улететь. Я такую красоту видела только на картинках. Широкий деревянный настил, повторяющий дизайн открытой террасы, с которой мы вошли вчера ночью, заканчивался огромным бассейном с прозрачными стенами, вода из которого стекала в кристально чистую лазурную воду мелководья. Слева от бассейна, выдаваясь в океан на крепких сваях, располагалась еще одна двухуровневая открытая терраса с шезлонгами и столиками, а справа от домика прямо в лагуну уходил довольно длинный деревянный пирс, у окончания которого на воде покачивался небольшой белоснежный катер.

— Я, знаешь ли, порой люблю провести несколько дней наедине с океаном, — Марк потянулся, совершенно не стесняясь нашей общей наготы. — И как насчет того, чтобы присоединиться ко мне на этот раз?

— На раз? Или речь идет о нескольких днях? — Мое смущение еще никуда толком не рассеялось, но было что-то в объятиях Марка такое, отчего часть неловкости перестала давить на меня.

По крайней мере на какое-то время отпадает вопрос с тем, что делать конкретно дальше с этим мужчиной. Я признаю, что хочу делать с ним все. Но в жизни бы сама этого не предложила.

— Сколько захочешь терпеть мои домогательства, Белоснежка. Потому что я планирую домогаться часто и подолгу. — Он прижался губами к изгибу моей шеи, и, кажется, все волоски на моем теле послушно встали дыбом от прокатившейся по коже сладко-электрической волны.

— Ловлю на слове, — откинулась я ему на грудь, уже полностью расслабляясь, подставляясь под новые поцелуи и запуская пальцы в его растрепанные волосы.

— Поймала, ой как поймала, Белоснежка, — пробормотал Марк, нежно перебирая губами кожу на моей шее, чтобы добраться до мочки уха. — А задумывалось-то все наоборот.

— Что? — рассеянно спросила, чувствуя, как пальцы на ногах поджимаются от удовольствия, когда его ладони огладили мои бока, скользнули по ребрам и обхватили грудь, чуть приподнимая, укачивая, как в чашах.

— Говорю, си… грудь у тебя — просто отпад башки, — ответил блондинистый соблазнитель, слегка подразнив кончиками немного шершавых больших пальцев соски, и моя поясница тут же совершенно непроизвольно стала прогибаться, будто я стремилась преподнести ему еще больше себя в надежде и получить больше.