Рашен получил Сердце в незапамятные времена, когда был по званию едва-едва капитаном и гордого прозвища Рашен еще не носил. Кто-то там в него стрелял. Ну и Рашен тоже кого-то шлепнул. А вот Боровский и Кенди схлопотали по медали вместе, три года назад, за вторую марсианскую кампанию. В составе призовой команды вели на базу трофейный бэттлшип «Энтерпрайз» и чуть не стали жертвами диверсии. Здоровенная дура размером с Фобос неожиданно взбрыкнула и так об этот самый Фобос приложилась, что пришлось ее списать на металлолом. Боровский в момент рывка уже отстегнулся и стоял на ногах. Старпома размазало по стене, и в таранном ударе о спутник он участвовал пассивно, валяясь без сознания. А Кенди боролась за корабль до последней секунды, умудрилась-таки перевести удар из лобового в скользящий, и все было бы ничего, но у ее кресла лопнула консоль. Три ребра Кенди оставила на краю пульта управления и тридцать зубов – в маске спецкостюма. Заработала на память шрам под левой грудью, красивые зубы за счет Адмиралтейства и медаль. И еще, говорят, сам Рашен ее на руках нес и чуть не плакал. Только из этого Кенди удовольствия не извлекла, поскольку уже отдавала концы и явился ей некто весь белый и пушистый. Так бы он ее и увел к себе, если бы не гениальный спецкостюм и не отчаянный Рашен. Потому что спецкостюм не дал Кенди мгновенно помереть от ударной деформации. А Рашен привел «Тушканчик» к Фобосу с такими бешеными перегрузками, что у него потом вся команда еще неделю ходила пошатываясь. Кстати, сам адмирал перегрузку «держит» плохо. Не мальчик уже, сорок шесть мужику. Но пожалей он себя и опоздай минут на двадцать – была бы у Кенди другая медаль и посмертно.

А теперь и война кончилась, и дежурство можно нести босиком и без трусов, старшие офицеры лупят друг друга по морде, как сопливые курсанты, а в бассейне кто-то член нарисовал. Адмирал уехал вниз на совещание. Единственное позитивное событие – то, что над контролем отражателей колдует новый старший техник. Очень красивый мужик по фамилии Вернер. Такое у него лицо… Кошачье. «Зовите меня просто Энди, капитан». – «А вы будете звать меня Кенди, лейтенант? Энди и Кенди. А?» – «Извините, капитан, я, кажется, допустил бестактность». – «Не берите в голову, лейтенант. Я просто хотела тонко намекнуть, что вы еще не свой на «Тушканчике». Получилось?» – «Получилось, капитан. Принял к сведению. Не сочтите за труд, отрубите питание вот здесь». – «Запросто… Энди». – «Спасибо, капитан».

Держится как ветеран. Лет примерно тридцать пять. Мог бы быть капитаном, но всего лишь лейтенант. А на груди планка. Одна-единственная медаль. Четвертое на «Тушканчике» Пурпурное Сердце.

Ива рассеянно перелистнула на своем терминале несколько страниц женского романа (еще одно злостное служебное нарушение) и отвернулась к большому, во всю стену, обзорному экрану. В боевой рубке экран такой, что дух захватывает. А здесь, в ходовой, просто большой.

«Тушканчик» летел над Россией. Внизу не было огней, и легендарная страна выглядела с орбиты пугающей в своей безбрежности черной дырой.

В углу Вернер одной рукой выбивал команды на «доске» мобильного терминала, а другой перебрасывал контакты. Работал он красиво и явно с удовольствием. А еще красивее было то, как при каждом повороте головы скакал у него с плеча на плечо длинный, чуть не до лопаток, коричневый хвост, схваченный на затылке резинкой с кожаным черным бантиком. Волосы у Энди просто обалденные. Блестящие и холеные. Ива невольно залюбовалась ими, с сожалением подергала себя за челку и застыла, пораженная догадкой. На «Тушканчике» все мужики по окончании войны начали отпускать такие же хвосты по моде средневековых аристократов.