Переднее колесо чуть не проехало по ноге, он вскрикнул, ударил кулаком по капоту, и в этот момент изогнутая стойка, оставшаяся от разбитого зеркала, поймала его за цепь с ключами… Рывок… И земля ушла у него из-под ног.
Вилкинс тяжело рухнул на мостовую, и его поволокло за машиной.
Одно мгновение между автомобилем и брюками было соперничество, а потом пояс не выдержал, внутренний шов лопнул, и Вилкинс увидел, как его туфли прыгают по стоянке, а брюки исчезают, так как машина быстро свернула направо, на Мейн.
Номер! Шатаясь, он встал и в основательно обнаженном виде ринулся к выходу со стоянки. Далеко впереди, подрезав на углу грузовой пикап, ехал «Форд», лавируя между машинами. Вилкинс разобрал только первую букву, Г или К. Повиснув на стойке зеркала, хлопая, извиваясь и вздымаясь на конце цепи, его изобретательские брюки хлестали по асфальту, превращаясь в клочья; со стороны это выглядело так, будто штаны бешено мчались, пытаясь не отстать от машины. Через минуту автомобиль скрылся, а вместе с ним и брюки.
Вид удаляющихся штанов заставил его броситься к собственному автомобилю. Летний ветерок пошевелил волосы на голых ногах, и Вилкинс в ужасе оглянулся на кафе: видят его или нет?
Ну конечно, из кафе Норма на него глазела куча народа, перегнувшись через столы, которые стояли у окна, выходившего на стоянку. Лица выражали, казалось, все известные человеческие эмоции: удивление, беспокойство, веселье, удовольствие, отвращение, страх – все, кроме зависти. Был слышен чей-то похожий на кашель смех, приглушенный оконным стеклом.
Один пенс-беглец валялся в сорняках на клумбе, и он довольно долго медлил, прежде чем схватить его, а потом опять засуетился в одних носках и мешковатых трусах, прекрасно понимая, что почти вся задняя часть трусов содралась об асфальт, когда он упал.
Сукин сын, – подумал он, бессознательно вторя оборванной женщине.
Его автомобиль был заперт, и Вилкинс инстинктивно потянулся за цепью, которая ехала уже где-то по Семнадцатой улице.
– Черт! – выругался он, услышав, что кто-то подходит сзади. Чтобы хотя наполовину скрыться от толпы в кафе, он зашел за машину. Сейчас большинство смеялось. Люди показывали на Вилкинса. В конце концов, с ним все было в порядке. Теперь можно было с чистой совестью смеяться, как обезьяны в зоопарке. Посмотрите, как он бежит! Толстяк в шутовских трусиках! Посмотрите только на эту бочку!
Человек, подошедший к нему сзади, был пожилым. Он стоял с серьезным видом, качая головой.
– Это наезд и бегство, – сказал старик. – Я все видел. Я был вон там, возле окна, и готов идти в суд. Этот ублюдок даже не оглянулся.
Он стоял по другую сторону машины, между Вилкинсом и людьми, глазеющими в окно. Из проезжающего по 16-ой улице автомобиля кто-то улюлюкал. Вилкинс вздрогнул и, упав на четвереньки, стал нащупывать ключ, припрятанный под передним бампером. Он старательно обшарил грязное нутро бампера, но так и не нашел маленькой магнитной коробочки. Может быть, она сзади. Но он отнюдь не собирался всем на посмешище ползти за ней вокруг машины…
Откуда-то сверху, из открытого окна на противоположной стороне 16-ой улицы, раздался разбойничий свист. Он торопливо встал.
– Вы запомнили номер? – спросил старик.
– Что? Нет. – Вилкинс глубоко вздохнул, чтобы успокоится.
Проклятый ключ. Скорей всего, он выпал где-нибудь. Так тебе и надо! Предан даже вещами…
Сердце все еще частило, но уже не колотилось так сильно. Прижав к груди ладонь, он попытался успокоиться. «Спокойно, дружище», – пробормотал он, прикрыв глаза. Стало полегче. Теперь Вилкинс был в состоянии критически оценить ситуацию.
Просто чудо, что он не пострадал. Будь он тощим, силы, возникшие при столкновении, вероятно, разорвали бы его пополам. |