Не сумел Румянцев толком послужить ни отцу — императору Петру III, ни сыну — императору Павлу Петровичу. Как будто получил предназначение: служить победно только императрицам, прекрасным дамам. К их ногам известный дамский угодник бросал прусские и турецкие трофеи, их славу преумножал, проливая кровь.

Кагульский обелиск в Царском Селе

О последних хлопотах по умершему мы узнаём из письма младшего Апраксина генералу Прозоровскому. Особенно впечатляет начало эпистолы — удивительно искреннее: «К сожалению целого отечества, генерал-фельдмаршал граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский сего утра в 9 часов 45 минут в вечность преселился. Письмо на имя покойного, полученное чрез нарочного курьера, вчерашнюю ночь проехавшего из Петербурга через Ташан, кое принял генерал-майор князь Дашков с объявлением, что курьер при вручении оного изъяснил, что он имеет приказание, отдавши здесь, не мешкать ни одного часа и ехать в Тульчин с другими письмами к графу Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому, вашему сиятельству подношу; в последних часах болезни фельдмаршала по моему извещению прибыли киевский губернатор Милашевич, генерал-майор князь Дашков и комендант переяславский Фок, а сию минуту нечаянно и генерал-майор Шошин приехал явиться, который через меня и просит дозволения у вашего сиятельства через несколько времени при теле остаться для отдания последнего долга».

Император Павел — при всей его непредсказуемости — к смерти фельдмаршала отнёсся почтительно: объявил трёхдневный траур «в память великих заслуг фельдмаршала Румянцева перед Отечеством». Сам был скорбен в эти дни. Соответствующим образом вели себя и сановники: многие — искреннее, другие — с оглядкой на монарха. Суворова ожидала опала, а потом — два блистательных похода, смертельная болезнь и новая опала. Всё это — за три с половиной года, прошедшие от смерти Румянцева до смерти Суворова.

Так проходит мирская слава — умер полководец, и, кажется, ничто в мире не изменилось. Небо не упало на землю. Фельдмаршал завещал, чтобы его похоронили в Киеве, в лавре — и сыновья исполнили волю покойного. Есть исторический анекдот — не слишком достоверный — в котором Екатерина, при посещении Киева в 1787-м попеняла Румянцеву, что в городе маловато добротных построек. «Моё дело — брать города, а не строить их, а ещё менее — их украшать», — мрачно отшутился фельдмаршал, знавший толк в артиллерии.

Но киевляне долго помнили Румянцева как спасителя Подола — исторического района «матери городов русских». Подольские слободы расположены на берегу Днепра, у подножия холмов — и эти улочки по весне страдали от наводнений. Тогда и созрел план генерала Миллера — уничтожить Подол, а тамошние храмы отстроить заново на безопасном месте. Румянцев отверг эту идею, спас старинный район.

На несколько дней Киево-Печерская лавра превратилась в мемориал полководца: туда съезжались старые вояки, генералы, побывала на панихидах вся малороссийская аристократия. Хоронили победителя с подобающими воинскими почестями — стояли у могилы и седые ветераны Кагула.

Мы не можем увидеть своими глазами могилу Петра Александровича Румянцева — так обратимся к тем, кто бывал у надгробия фельдмаршала.

Откроем Бантыш-Каменского: «Прах Задунайского покоится в Киево-Печерской Лавре, у левого крылоса Соборной церкви Успения Св. Богородицы. Великолепный памятник, сооруженный старшим сыном его, не мог, по огромности, поставлен быть на том месте, но помещен при входе в церковь с южной стороны, где погребены два Архимандрита. Государственный Канцлер, с высочайшего утверждения, пожертвовал, в 1805 году, капитал, из процентов которого шесть особ военнослуживших получают каждый год по тысяче рублей, имея жительство в построенном для них доме.