– Ну привет, – с улыбкой говорит она.

Ничего не могу поделать: прежде чем встретиться с ней взглядом и улыбнуться в ответ, я не спеша оглядываю все ее тело.

– И тебе привет.

Лондон выжимает волосы, а потом, немного подумав, усаживается на меня верхом.

Я испускаю пронзительный визг.

– Холодно!

– Ой, извини.

Без особого энтузиазма я пытаюсь сбросить ее с себя, но она прижимается мокрой и холодной грудью к моей, горячей и сухой.

– Что-то ты не выглядишь сожалеющей.

– Потому что да, я не сожалею. Кстати, ты мне нравишься в этих своих шортах, – щекотно пробежавшись пальцами по моим бокам, она останавливается на поясе шорт. – В прошлый раз забыла тебе об этом сказать.

Положив руки ей на живот, а пальцами провожу по коже прямо под ее грудью… потому что уже могу делать это прилюдно. Наверное.

– Ты про тот раз, когда пыталась скормить меня акулам? – спрашиваю я. Она кивает, а я подаюсь вперед поцеловать ее в подбородок. – Мне тоже нравится твой купальник. Мне тогда приходилось изо всех сил сдерживать растущий стояк каждый раз, когда ты ко мне прикасалась.

– Я с трудом могла сконцентрироваться; и как ты только не утонул.

Я смеюсь и провожу носом по ее шее. Она пахнет соленым океаном и солнцезащитным кремом, и я неторопливо гадаю, как бы заставить ее перестать думать, о чем она сейчас думает, и чтобы она поехала ко мне.

Слегка дернув за веревочку купальника и убрав ее мокрые волосы за спину, я говорю:

– Я хочу еще раз извиниться, что не увидел твои сообщения. Мне правда очень хотелось увидеться с тобой вчера вечером.

– Все нормально. Твой телефон вечно разрывается, поэтому я прекрасно понимаю, как ты их пропустил, – говорит она, и я чувствую на губах вибрацию от ее голоса. Мягко царапнув кожу головы, она тянет меня за волосы, и, застонав, я чуть не пропускаю ее следующие слова мимо ушей: – Ты вообще плохой мальчик или хороший, Люк Саттер?

Прильнув к ее руке, я закрываю глаза.

– А и тем, и другим одновременно я быть не могу?

Она проводит пальцем от волос ко лбу, потом вниз по носу и по верхней губе. Открыв рот, я прикусываю его.

– Ты заставляешь меня сходить с ума, – когда она говорит, ее взгляд затуманенный, а рот приоткрыт.

– Сходить с ума – это хорошо.

– Ты как джанкфуд.

Пососав кончик ее пальца, я улыбаюсь, не выпуская его изо рта.

– Джанкфуд?

– Ага, – облизнувшись, отвечает она. – Как пицца или чипсы.

Ее слова больно царапают, а сердце падает в груди. Я откидываю голову, чтобы посмотреть ей в лицо.

– Я не про то, что это означает, Логан. А про саму метафору.

Освободив свой палец, она прикасается к моему подбородку.

– Как будто я хочу жадно наесться тобой, но беспокоюсь, что потом буду чувствовать себя ужасно, – почесав свой нос и выглядя так мило разочарованной, Лондон вздыхает и опирается на меня.

Значит, я был прав – она не оговорилась, а именно так и думает. Я снова закрываю глаза и плотно сжимаю челюсти, игнорируя инстинктивный порыв отодвинуться от нее, вместо этого позволяя увеличиться боли и гневу.

Она меня хочет, но потом чувствует себя ужасно.

Я не только вреден для здоровья, но и вызываю раскаяние после содеянного.

– Лондон?

– М-м-м?

Снимаю ее к колен и, встав, смотрю на нее.

– Твое сравнение заставляет меня чувствовать себя дерьмом.

Кажется, до нее только теперь доходит смысл собственных слов, и ее лицо вытягивается.

– Нет. Люк…

– Я больше ни с кем не встречаюсь. Постоянно хочу быть только с тобой. Сказал, что люблю тебя, а ты называешь меня нездоровой жратвой? Чем это принципиально отличается от слов Дэниела?

В ее взгляде смешалось удивление с сожалением.