Проспери рассказал о его триумфальном возвращении, «подобном Моисею, спасшемуся от фараона». Сопровождали герцога только Мазино дель Форно и несколько товарищей. В Бондено у них был прощальный ужин с Фабрицио Колонной. Альфонсо приехал «в простой лодке и в замок прошел через сад. Все городское население столпилось на площади, чтобы посмотреть на него, в крепости звонил большой колокол. Сначала он прошел в свои покои, а потом в апартаменты Лукреции. Они встретились во второй маленькой комнате, где зимой обычно обедали». Там «они обнялись и некоторое время оставались вместе со своими детьми, а затем предстали перед своим окружением. Лица у них были счастливые». Позже Альфонсо в своей комнате имел долгий разговор с Ипполито и Федерико Гонзага да Боццоло, затем отправился осматривать крепостные валы, поврежденные прошедшим ливнем. После вернулся и долгое время провел в апартаментах Лукреции.

Феррарцы смотрели теперь на Альфонсо как на героя. «Пусть теперь [папа] делает, что хочет, — писал Проспери Изабелле 16 декабря 1512 года, — потому что эти люди преданны Вашему достопочтенному роду и господину герцогу. Вашему брату, в этом я ничуть не сомневаюсь…» Юлию II удалось отобрать у Альфонсо все земли, кроме Ардженты, Комаккьо и самой Феррары, но Альфонсо приготовился сражаться до конца. Он заключил договор о перемирии с Венецией и нанял четыре тысячи итальянских и немецких солдат. Франческо Гонзага, однако, думал, что с Феррарой покончено, и посоветовал своему родственнику, Федерико Гонзага да Боццоло, прекратить помощь Альфонсо, чтобы не потерять собственное государство.

Франческо хотел, чтобы Лукреция приехала к нему в Мантую. 22 декабря он написал архидьякону Габбионете: «Я хочу быть уверенным в одном: герцогиня Феррары всегда полностью мне доверяла, и к ней как к женщине я испытываю огромное сочувствие и хочу всегда доставлять ей удовольствие. Если она приедет к нам без мужа и детей, нам следует вести себя с ней так, чтобы не разгневать Его Святейшество…» Согласилась ли Лукреция с его планом, мы никогда не узнаем. Скорее всего, мечта Франческо была мечтой больного и одинокого человека. Впрочем, конфиденциальная переписка продолжалась: 9 января 1513 года она передала записку с одним из своих придворных, Пьетро Джорджио (Лампуньяно?), под прикрытием другого письма. Судя по всему, Франческо тоже посылал ей конфиденциальные записки, потому что 4 февраля она написала, опять собственноручно, что рада была получить от синьора Толомео (Спаньоле) хорошую новость о его выздоровлении. Хорошо также, что к нему вернулся Лоренцо Строцци: он лично будет рассказывать Франческо о ее чувствах.

Взаимоотношения между Франческо и Изабеллой дошли до разрыва. Теперь они, по сути, жили порознь: она — в герцогском дворце, а он — в своем дворце Сан-Себастьяно. По словам Луцио, они не спали друг с другом с 1509 года «из страха заразиться сифилисом». Изабелла наслаждалась независимостью и властью, пока Франческо сидел в тюрьме. Франческо был связан с папой военным долгом и интересами своего государства, а Изабелла тем временем осуществляла дипломатическую политику, завязывала важные отношения с единственной целью — спасти род Эсте. У Франческо имелась собственное окружение, враждебно к ней настроенное, в том числе секретарь, Толомео Спаньоле, а также Вито Кампосампьеро, находившийся в тот момент в Риме. В начале нового 1513 года Изабелла, по обоюдному соглашению, оставила Мантую, как высказался Луцио, «чтобы сохранить мир». Она собиралась в Милане принять участие в карнавальных празднествах вместе с племянником, герцогом Массимильяно Сфорца, сыном ее сестры Беатриче и Лодовико Моро.