Лукреция очень обрадовалась благополучному прибытию Альфонсо в Париж и поблагодарила супруга за это сообщение. Чрезвычайно довольна была она приемом, который оказали мужу королевская чета, «мадама» («мадам Луиза», мать короля) и нобили. «Ваши письма доставили мне исключительное удовольствие, [новости] тронули до глубины души». — Она рассказала, что прочитала его письмо придворным, желая доставить им радость. Затем заверила его, что в Ферраре в его отсутствие дела идут хорошо и спокойно. Закончила письмо семейной новостью: у сына их Ипполито выскочила сыпь и слегка поднялась температура, однако нет ничего серьезного. Подозревала она, что и Франческо может слечь с той же болезнью, «хотя ест он хорошо и набирает вес. Все время ловлю себя на том, что хочу в привычный час принести благословить ребенка Вашему Сиятельству». У Эрколе все в порядке, с каждым днем он становится все лучше, дочь здоровая и крепенькая. «Мы все целуем Вашу руку…»

Она с гордостью информировала Изабеллу об успехах Альфонсо при французском дворе, рассказала, как «обласкали» его король и королева и «мадама», какой почет оказали ему на приеме папского легата. Затем описала, в каком великолепном одеянии он явился в Собор Парижской Богоматери на подписание англо-французского договора: «Камзол из золотой парчи, подбит горностаем, берет украшен огромным бриллиантом. По словам наших послов, камень этот, привлекал внимание и выглядел превосходно».

Пистофило и Боначчьоли написали подробные отчеты о великолепных развлечениях — турнирах и банкетах. — которыми Франциск потчевал английских послов: «Вчера и сегодня устраивали рыцарские турниры, в которых принимал участие король. Он и его соратники оделись в белую одежду, а господин Сент Пол с послами выступили в черных одеяниях». 22 декабря состоялся большой турнир. Пистофило писал, что за этим зрелищем последовал бал: в присутствии короля и английских послов итальянцы танцевали под звуки гобоев до самого обеда. «Золота и серебра было столько, что удовольствовалась бы и самая алчная душа», — сообщил секретарь. В подвесных светильниках горело более пятидесяти свечей. Король восседал во главе стола, на возвышении, в парчовом кресле под балдахином, а по левую и правую руку от него — английские послы, между которыми рассадили придворных дам. Альфонсо же, как с гордостью отмечал Пистофило, отвели место среди почетных гостей. Обед устроили с королевским размахом: блюда вносили под пение труб. После обеда столы мигом убрали, и появились двенадцать танцоров в масках и черных бархатных одеждах. Затем к ним присоединились двенадцать других, эти, напротив, были одеты в белоснежный бархат.

Джованни Борджиа добрался благополучно: Альфонсо написал об этом Лукреции из Парижа 26 декабря, однако в письме чувствовалась некая холодность. «Я видел его и постарался устроить все, что для него необходимо. И в дальнейшем я буду делать все из любви к Вашему Сиятельству…» Лукреция постоянно беспокоилась о Джованни Борджиа: пока он ехал в Париж, она написала своему доверенному лицу в Милане, Джованни ди Фино, и проинформировала его о прибытии туда Джованни Борджиа. Многие письма Ариосто к Лукреции посвящены Джованни. Он писал об усилиях, которые они вместе с Альфонсо прилагают, хлопоча за Джованни при французском дворе. Ариосто рассказал ей, что еще прежде, чем Борджиа туда приехал, он (Ариосто) говорил о нем с королем, с зятем Чезаре, де ла Тремуйлем, с Галеаццо да Сансеверино, королевским обершталмейстером и Ла Палиссом. С «мадамой», однако, поговорить не удалось, потому что с ее высочеством постоянно общался Альфонсо. Король очень любезно сказал Ариосто, что он постарается сделать все, что потребуется, так что к Лукреции отнесутся с должным вниманием (по всей видимости, имеется в виду, что Джованни примут на службу к королю).