В Ватикане у власти смертельный враг Борджиа, в Ферраре его крестник Ферранте, Альфонсо далеко, да ему и не слишком нужна такая жена, а единственный защитник герцог Эрколе при смерти.

И все же Лукреция не сдавалась, она Борджиа, и пока есть хоть малейшая надежда, надо пытаться выкарабкаться, надо жить!

Альфонсо действительно успел вернуться, старый герцог, скрипя, протянул еще почти полгода.

О чем очень долго беседовали отец с сыном за закрытой дверью спальни, знали только они, но Альфонсо вышел непривычно задумчивый.

Впервые за столько лет брака он пришел в спальню к Лукреции не поздно вечером, чтобы тут же заняться сексом, а когда она еще не ложилась. Дел было много, и, намереваясь передать их мужу, Лукреция засиделась за столом. Почему-то вид пишущей жены вызвал у Альфонсо подозрение, хотя отец уже рассказал ему о том, как управляла Феррарой молодая герцогиня.

– Пишешь письмо Гонзаге, чтобы не приезжал?

Лукреция повернулась к мужу всем туловищем, окинула с ног до головы, усмехнулась:

– Такое письмо я уже отправила. А сейчас занимаюсь счетами, чтобы передать тебе дела.

Альфонсо хотел сказать, чтобы продолжала заниматься всем этим и дальше, но спросил почему-то другое:

– Влюбилась в маркиза Мантуанского?

На несколько мгновений повисло тяжелое молчание. Лукреция вдруг почувствовала, что если сейчас не даст отпор, то навсегда останется для мужа просто женщиной, рожающей, вернее, пытающейся родить детей. И никакая возникшая дружба со старым герцогом не поможет.

– Альфонсо, я твоя супруга и верна тебе во всем. Я не изменяла и не изменю. Но тебе нужно мое тело, а не душа, и кому принадлежит моя душа – только мое дело.

Серые глаза так твердо глянули в глаза Альфонсо, что жесткий д’Эсте, не считающий женщин достойными внимания нигде, кроме постели, первым отвел глаза. Но уже через мгновение натура взяла свое, он схватил Лукрецию за руку так, что та едва не закричала от боли, зашипел в глаза:

– Ты моя жена и по праву принадлежишь только мне!

Сдержав крик и сумев скрыть слезы, она усмехнулась:

– Только телом, а душу еще нужно завоевать.

Она стояла близко, так близко, что Альфонсо чувствовал запах ее волос, слышал биение ее сердца, как и она его. Этот запах он вспоминал все время, пока не был в Ферраре. Что за наваждение, женщина, которая совершенно не в его вкусе, тонкая, хрупкая, без мощных форм, манила его сильнее самых пышных красоток! Не раз вдали от Феррары, просыпаясь по ночам от желания стиснуть ее хрупкое тело в своих объятьях, он скрипел зубами: колдовство, магия, не иначе! Эти Борджиа вполне способны приворожить, чем-то напоить, с них станется.

И теперь его просто захлестнуло желание, а потому продолжение разговора не состоялось, в постели Альфонсо привычно бесед не вел. Но утром, сам сонный и не дав выспаться Лукреции, все же бросил ей:

– Ты… занимайся делами, как раньше.

Та спокойно ответила:

– Хорошо.

В то утро Лукреция привычно провалялась в постели почти до обеда, она любила понежиться, но, едва позавтракав, сразу занялась делами. Альфонсо, как и старого герцога, такое вполне устраивало, у Феррары была хозяйка, причем на удивление толковая и рачительная. Оказалось, что Лукреция, обожавшая тратить на свои наряды и нужды без счета, умела считать каждый дукат и требовать с мошенников тоже умела. Многие поставщики закряхтели, почесывая затылки:

– Надо же, что за женщина!

Так уж повелось, что смерть одного возводила на трон другого, и то, что было трауром, поневоле становилось праздником.