|
– Я так решил… Я не хочу, чтобы мои персонажи, мои герои и мои героини… а Бланш Отвилль – героиня… погибали, как обычно, в конце моих фильмов, я не хочу больше огорчать моих зрителей, моих друзей. Бланш Отвилль жива и будет жить. И она еще полетит на Луну… Изображение померкло, и Жюстен Мерлэн исчез из комнатки позади бакалейной лавки. Мадам Вавэн зажгла электричество. Ей не хотелось больше смотреть сегодня телевизор, ей хотелось сохранить в памяти образ мсье Мерлэна. – Уж на что мы привыкли в наше время ко всяким чудесам, – сказала она своей сестре Жанне, – а все таки я сильно переживала. Девочка, которую уложили в спальне, вдруг подняла крик: – Мама! Встать! Мама! Кричала она так долго и так громко, что мать вынуждена была пойти к ней. Девочке недавно минуло два года, и потому что была она не дома, спала не в своей постельке, она все время просыпалась, капризничала, сердилась… – Давай выйдем с ней погулять, – предложила мадам Вавэн, – посуду потом помыть успеем. Закутай ее хорошенько… Снег перестал. Побудет на свежем воздухе, потом скорее уснет. Они вышли. Мать несла девочку на руках. Не узнать сейчас было Пьерс, весь укутанный снегом, весь бело черный, весь в мерцающих искорках, словно перед ними по прежнему был экран телевизора. На улице девочка сразу же перестала плакать. Она вглядывалась в ночь, прижавшись еще мокрой от слез щечкой к щеке матери. Впервые в жизни видела она бескрайнее ночное небо, раскинувшееся над полями, звезды и этот шар, круглый, желтый, огромный. – Что это? – спросила она наконец, показав пальчиком на небо. – Луна, деточка, луна… – Мама, дай мне луну… Обе женщины расхохотались, а девочка снова заплакала, но так жалобно, так горько, так отчаянно, что они, не зная, чем ее утешить, пообещали ей луну, звезды, Млечный путь. – Не плачь, деточка, не плачь. Вырастешь большая, полетишь на Луну, как тетя Бланш… Они дошли до строящегося завода пластмасс, который возводили вместо прежнего, сгоревшего весной. Оттуда женщины повернули обратно, и теперь мадам Вавэн несла на руках девочку, уже успокоившуюся, затихшую, теплую, милую. В неподвижном пустынном и искрящемся мире стояла снежная, фетровая, ватная тишина. Ни души. Никогда в здешних местах человека не встретишь! Вот уже из за стены, укрывавшей дом Бланш Отвилль, выглянула крыша под белой снеговой периной. Дверь бакалейной лавочки, пропустив обеих женщин и ребенка, захлопнулась, и наконец то луна, огромная, высокомерная, осталась наедине с домом Бланш. Если только тень в саду не была тенью человека. Неподвижная тень напротив дома, неотрывно смотревшая на темные окна. Париж, 1959. |
