Или предположим, мне надо поговорить с камрадом, который рисует карикатурки, мы их надумали распространять по всем харчевням на Луне. Я не знаю, кто он таков. Но нужно поговорить: что-то стряслось.

Я звоню Майку. Майк знает всё. Майк в темпе соединяет нас, а там известно, что никакого шухера нет, поскольку звонок идет от самого Адама Селены. "Говорит камрад Борк, – а тот карикатурист понятия не имеет, кто это, он знает только, что раз я начинаюсь с "Б", значит, я большая шишка, – надо переменить то-то и то-то. Предупредите шефа своей ячейки, пусть учтет, согласуйте с ним".

Не без хитростей по мелочам: у некоторых камрадов телефонов не было, кое-кто был в досягаемости только в определенные часы, кое-где еще не было телефонной связи. Не суть. Главное, Майк знал всё, а остальные знали только то, что непосредственно касалось, так что никого другого подвести под монастырь в упор не могли.

После того, как мы решили, что у Майка в некоторых обстоятельствах должна быть голосовая связь с любым из камрадов, возникла нужда обеспечить его многими голосами, устроить маскарад, придать ему объем, создать, так сказать, «Адама Селену, председателя временного комитета Свободной Луны».

Несколько голосов нужны были, поскольку у него был всего один анализатор-формирователь голоса, при том, что он сам мог бы вести одновременно хоть дюжину разговоров, хоть сотню, понятия не имею, сколько. Примерно как гроссмейстер, когда запросто дает сеанс одновременной игры на пятидесяти досках.

С ростом организации и числа звонков к Майку его «единоголосие» вело бы к заторам, а могло и здорово помешать в процессе долгой работы.

Но я хотел не только обеспечить Майка «голосами», я еще хотел, чтобы не было слышно того, который у него был. Вдруг нелегкая нанесет кого-нибудь из обслуги в машинный зал в тот момент, когда Майк разговаривает с кем-нибудь из нас. Даже при всей тупости этой публики начались бы гадания, с чего это шеф-компьютер в натуре сам с собой толковищу разводит.

Анализатор-формирователь – прибор, очень давно известный. Человеческий голос – это разнообразная смесь «жужжита с шипитом», хоть какое ни имей при том в виду колоратурное сопрано. Анализатор разлагает «шипит-жужжит» на составляющие, которые компьютер (или тренированный глаз) в состоянии прочесть. А формирователь – это такой блочок, который может жужжать-шипеть и содержит цепи управления, позволяющие смешивать эти составляющие в подобие человеческого голоса. Человек, производя искусственные звуки, может изобразить из себя формирователь. Но должным образом запрограммированный компьютер справляется с этим так же быстро, легко и ясно, как вы разговариваете.

Но голос в телефонном проводе – это не звуковые волны, а последовательность электрических сигналов. Разговаривая по телефону, Майк не нуждался в звуковой части анализатора-формирователя. Звуковые волны нужны были его собеседникам на других концах проводов. В том, чтобы речь звучала в виде звуков в зале комплекса Главлуны, где находился Майк, никакой нужды не было, так что я задумал убрать их, а заодно с этим исключить возможность нечаянного подслушивания.

Вперед я поработал дома, причем в основном рукой номер три. Заделал крохотный блочок на двадцать каналов анализатора-формирователя, но без звуковой части. Потом звякнул Майку, и мы договорились, что он прикинется «больным» так, чтобы это досадило Вертухаю. И засел ждать.

Этот трюк с «болезнью» мы проделывали не в первый раз. К обычным обязанностям я приступил, как только мы дознались, что я по делу чист, то есть в четверг на той же неделе, когда Альварес занес в «Зебру» отчет о бойне в «Хавире». В отчете приводилась сотня имен (примерно из трехсот). В том числе упоминались Мизинчик Мкрум, Ваечка, проф и Финн Нильсен, но обо мне речи не было.