Первое, чему учатся на Луне, начиная с самых ранних бортов с этапами, так это тому, что нулевое давление – среда для железно воспитанных людей. Кто из бригадиров не по делу разорялся, тот долго не протягивал: «несчастный случай» – и начальнички дознаваться не полезут, а то самим в такой же «несчастный» угодить недолго. В первые годы отсев был процентов семьдесят, зато кто выжил, те прекрасные люди. Луна не для тех, кто много себе позволяет. Луна для тех, кто умеет себя вести.
Но, по-моему, в тот вечер в «Хавиру» набились все горячие головы на Луне. Народ свистел и ловился на лапшу на ушах насчет «плеча к плечу».
Когда перешли к прениям, стало осмысленней. Встал один робкий чмур с красными глазами матерого буровика.
– Я ледокоп, – сказал. – Научился, пока под Вертухаем ходил, как большинство из вас. И вот уже тридцать годков вкалываю на себя. И полный окей. Восьмерых мальцов поднял, никто не балуется, никого не ликвиднули, без проблем. Я неправильно сказал: не «полный окей», а «был полный окей», потому как нынче лед еще поискать надо где поглубже и подальше. Однако есть еще лед на Валуне, и ледоколы надежды не теряют. Но Главлуна платит ту же цену, что и тридцать лет назад. Это не окей. Даже хуже, потому что нынче за ейные боны иди купи то, что раньше! Помню, когда лунгонконгекий доллар шел за бону. А теперь за один ДЛГК вынь да положь три боны. Что делать, не знаю. Знаю одно: будет лед – будут фермы, будут садки; не будет льда – всё в чистом виде накроется.
Он сел, вид у него был грустный. Никто не свистел, но все рвались поговорить. Следующий чмур распространялся, что воду можно экстрагировать из породы. Тоже мне новости! Есть породы, там до шести процентов воды, но такие породы встречаются реже, чем ископаемый лед. Будто эти люди арифметики не знают!
Несколько фермеров ныло, как, например, один из них, зернопроизводитель.
– Вы слышали, что Фред Хаузер говорил насчет льда. Фред, твоя низкая цена до нас не доходит. Я начинал почти тогда же, когда и ты, с двухкилометрового туннеля, арендованного у Главлуны. Мы со старшим сыном загерметизировали его, спрессовали, и там был ледяной карман, так что первый урожай мы сняли под банковскую ссуду на плату за энергию, за установку света, за семена и удобрения. Мы постоянно наращиваем туннели, покупаем свет и заботимся о семенном материале, так что теперь получаем с гектара в девять раз больше, чем на Эрзле на открытом грунте. А разбогатели? Фред, я теперь в долгу больше, чем когда начинал. Если найдется такой дурак и купит, я продам дело и – и останусь голый. Я должен брать воду у Главлуны и ей же должен продать зерно, а концы с концами не сходятся. Двадцать лет назад я покупал у Главлуны жидкие городские отходы, сам стерилизовал, сам разделял и имел доход с урожая. Теперь, когда я плачу за отходы, с меня берут, как будто я уже отдельно получу дистиллят и отдельно – твердый остаток, хотя разделение всё равно мое. А цена за тонну зерна на срезе катапульты та же, что и двадцать лет назад. Фред, ты сказал, что не знаешь, как быть. Я тебе скажу, как быть и что делать. Надо покончить с Главлуной! Ему свистели. «Чудная идея! – подумал я. – Но кто первый сунется?»
Видимо, Вайоминг Нотт. Председательствующий отступил и дозволил Мизинчику представить ее как «чудесную малышку, которая добралась к нам из Гонконга, чтобы рассказать, как наши китайские камрады справляются с ситуёвиной». Уже сам выбор слов показывал, что он там ни разу не был. И не удивительно. В 2075 году Гонконгская труба обрывалась в Конец-городке, оттуда еще тысячу кэмэ надо было пилить на пассажирском вертокате через всё Море Ясности и частично через Море Спокойствия. И дорого, и опасно. Я там бывал, но по контракту – на почтовом ракетоплане.
Пока проезд не подешевел, множество народу в Луна-сити и Новоленинграде думали, что Лун-Гонконг – это сплошь китаёзы. |