– Она все еще опасается ОВР?

– Ну! Стоит ей отвесить фэбээровцам хорошего пинка, и овээровская сволота всем скопом на нее навалится. Черт бы подрал этих политиканов! – зло сплюнул коп.

Я поддакнул и пошел наверх.

– Эй, Дрезден!

Я оглянулся через плечо, ожидая услышать очередное оскорбление или колкость. Толстяк буравил меня острым как бритва взглядом.

– Я слышал, ты спутался с Марконе? Это правда?

– Нет, не правда. Сказки лживого подонка.

Коп побуравил меня еще, уже больше для острастки, и согласно кивнул.

– Верю. Не умеешь ты врать, Дрезден. На физиономии твоей дурацкой все написано. Верю.

– А почему тогда не веришь, что я чародей?

Коп скорчил кислую мину и отвел глаза.

– Ищи дурака! Давай шуруй наверх, Дрезден, а я подожду фэбээровцев.

Я повернулся и увидел Мерфи. Она стояла на верхней ступеньке. На ней были жакет серого цвета, широкие брюки в тон и туфли на низком каблуке – обувь она всегда подбирает осмотрительно. Наряд дополняли неброские серьги – ничего особенного, просто серебряная бусина качается на подвеске, но меня поразили ее уши. Раньше она стриглась иначе, золотистые пряди были длиннее, может, поэтому я не замечал, что у нее такие красивые ушки. О‑ох, чародей, Мерфи тебе за подобные мысли башку открутит…

– Время, Дрезден, время уходит. Мигом сюда! – отрывисто бросила Кэррин и ушла обратно в дом.

Я рванул за ней, перешагивая сразу через две ступеньки, чтобы не отстать.

Комната была ярко освещена. Впрочем, помещение, в которое я попал, комнатой можно называть лишь с большой натяжкой. Скорее это очень просторный зал. И пахнет в нем кровью, правда, довольно слабо, но этот сладковатый запах ни с чем не спутаешь. Он действует на сознание ударом хлыста. Трезвеешь в один момент. Есть и еще запах с похожим характером – аромат свежего, морозного ветра… Вслед за Мерфи я свернул в небольшой коридорчик и попал в другую комнату. По всем признакам – хозяйская спальня. Источник специфических ароматов находился именно здесь.

Владелец спальни, наверное, страдал гигантоманией. Не комната, а средних размеров футбольное поле. Обалдеть! Приспичит посреди ночи – затеряешься на этом «стадионе» и до туалета, чего доброго, не дотянешь! И как здесь жить? Ни мебели, ни ковров, одни голые стены. В большущем окне даже стекла нет. Октябрьский ветер вовсю резвится в странной спальне. Полная луна в обрамлении оконной рамы подражает сюрреалистическому полотну свихнувшегося художника.

А вот чего здесь вдоволь, так это крови. Сколько хочешь, повсюду, куда ни глянь. Брызги, лужицы, потеки… К распахнутому настежь окну ведет цепочка багровых следов, похожих на отпечатки лап громадного волка. В центре комнаты виднеется полузатертый рисунок великого Круга Сосредоточения – три кольца символов, аккуратнейшим образом начертанных белым мелком на деревянных половицах. Среднее кольцо сплошь утыкано тлеющими палочками благовоний.

Неподалеку от Круга на залитом кровью полу лежит обнаженное тело Ким Дилени, вернее, то немногое, что от нее осталось. На лице выражение безграничного удивления. Губы чуть приоткрыты, точно ее оборвали на полуслове. Широко распахнутые глаза смотрят в потолок. Пониже подбородка плоть начисто вырвана. Гортань, трахея – все. Остался лишь раскуроченный кусок мяса, из которого торчат разорванные артерии, обрывки мышц, и в низу чудовищной раны белеют кости грудины. Тело несчастной, будто футляр на молнии, вскрыли страшным скребком.

У меня в голове что‑то щелкнуло. Появилось ощущение, что все это происходит не со мной, не наяву.