Но мушки сегодня терпят неудачу. Хозяйки сидят в норках, не желают их покидать. Небо пасмурное, дует прохладный ветер. Мне тоже, как и мушкам, не везет. Как увидеть охоту ос, если они домоседничают? И откуда взялись в июле, в разгар жаркого времени года, тучи? Но я напрасно сетую на погоду. Тучи неожиданно уходят в сторону, над такыром начинает сиять ослепительное солнце, и сразу же возле норок зареяли две черные осы — сфексы. Откуда они взялись? Никто из нор еще не выбирался.

Сфексы оживленно носятся, будто разыскивают потерянные жилища. У них никуда негодное зрение. Они не отличают темных кучек выброшенной земли от поверхности такыра, слегка взъерошенной подошвами моих ботинок. Лишь бы была рыхлая кучка! Вот один стал кружиться над норкой, головой ко входу, брюшком в разные стороны.

Из норки показалась голова осы, скрылась и вытолкнула кучечку земли. Закупорилась: убирайся вон!

Из второй, третьей — тоже гонят бездомную бродягу. Зато в четвертой норке темная голова опускается вниз, открывает вход, и оса скрывается в чужом жилище. Какое необычное для сфексов гостеприимство!

Оса не пробыла долго в норе. Вскоре выскочила, скрылась, вновь появилась. Теперь я вижу, что она что-то несет, плотно прижав к груди. Придется выкопать норку.

Среди комьев земли я нахожу двух ос. Одна еще не рассталась со своей добычей — слоником. Неужели обе осы живут в одной норе? Одна сторожит ее от непрошеных гостей, другая носит добычу. Или обе заняты и тем и другим по очереди? Ведь это так замечательно! Вот и зарождение общественной жизни и разделение труда.

Теперь много работы: наблюдать, убеждаться, рассеивать сомнения. Но что творится с глазами? От яркого такыра я слепну все сильнее и сильнее, не могу смотреть на него. Совсем больно глазам, ничего не вижу. Пропала охота за тайнами маленьких сфексов. Поделом. Теперь буду знать: нельзя ходить на такыр без темных очков.

Поющая пещера

Я долго шел по извилистому ущелью, одному из самых больших в горах Богуты. Вокруг — громады черных скал, дикая, без следов человека, местность, редкие кустики таволги, караганы и эфедры. Ущелье становилось все уже, подъем все круче. Тишина. Все замерло. Иногда сюда залетал ветер, шумел в тростниках и затихал.

Ущелье без воды и без трав, зря я теряю время на его обследование, нечего здесь делать, лучше возвратиться к биваку. Но за поворотом я вижу пещеру. Она небольшая, не более десяти метров, слегка поднимается кверху. После яркого солнца в ней темно. Осторожно я поднимаюсь по острым камням. Неожиданно пещера запела, в ней раздался тонкий нежный звон, потом будто кто-то бросил мне в лицо горсть песку.

Пока глаза привыкают к темноте, я ничего не могу понять. Но вот различаю массу насекомых. При моем появлении они, такие чуткие, всполошились, поднялись в воздух и теперь носятся без толку из стороны в сторону. Я взмахиваю сачком и выбираюсь обратно на солнце.

На дне сачка кто-то копошится. Это нежные комарики с длинными ветвистыми усиками, «комарики-звонцы», как их называют в народе. Это они встретили меня звоном крыльев. Но звонцы не могут жить без воды, их личинки развиваются в реках и озерах. И как они, такие нежные и хрупкие, могли оказаться в этой голой каменной пещере, когда вокруг не менее чем на тридцать километров нет ни капли влаги?

Наверное, ветер занес рой комариков в это ущелье, и вот они, бедные, спасаясь от гибели, нашли себе здесь временное пристанище, в котором не так жжет солнце и не столь губительна сухость воздуха пустыни.