|
— Знаете, мне очень хотелось бы как-нибудь драться при вас, только чтобы встреча была серьезная, когда надо каждое мгновение быть начеку. Я бы до смерти гордился этим. И если бы я знал, что вы смотрите на меня, я бы наверняка победил; это было бы честное состязание, ручаюсь вам. И вот что занятно: за всю мою жизнь мне еще ни разу не хотелось драться на глазах у женщин. Визжат, пищат и ничего не понимают. Но вы бы поняли. Спорю на что угодно, все бы поняли. Немного спустя, когда они ехали крупной рысью мимо расположенных в долине мелких фермерских участков с золотившимися на солнце зрелыми колосьями, Билл снова обратился к Саксон: — Слушайте, вы, наверно, уже не раз были влюблены? Расскажите-ка. Что это такое — любовь? Она медленно покачала головой: — Я только воображала, что влюблена, да и то не часто это было... — Значит, все-таки бывало? — воскликнул он. — В сущности ни разу, — успокоила она его, втайне радуясь его бессознательной ревности. — А по-настоящему я никогда не была влюблена. Иначе я была бы уже замужем. Когда любишь человека, по-моему единственное, что остается — это выйти за него. — А если он вас не любит — тогда что? — Ну, не знаю, — отвечала она с улыбкой, шутливой и вместе с тем гордой. — Мне кажется, я заставила бы его полюбить меня. — Уверен, что заставили бы! — пылко откликнулся Билл. — Беда в том, — продолжала она, — что тем мужчинам, которые в меня влюблялись, я никогда не отвечала взаимностью... О, посмотрите! Дорогу перебежал дикий кролик, оставив за собой легкое облачко пыли, которое тянулось по его следу, как дымок. На следующем повороте из-под самых лошадиных копыт выпорхнула стайка перепелок. Билл и Саксон невольно вскрикнули от восхищения. — Эх, жалко, что я не родился фермером! Люди не затем были созданы, чтобы жить в городах. — Во всяком случае не такие, как мы, — прибавила она с глубоким вздохом и, помолчав, продолжала: — Здесь все так прекрасно! Прожить всю жизнь среди природы — это похоже на блаженный сон. Иногда я жалею, что не родилась индианкой. Билл несколько раз пытался что-то сказать, но, видимо, удерживался. — А насчет этих молодых людей, в которых, вам казалось, что вы влюблены, — начал он, наконец, — вы так и не договорили... — Вам непременно хочется знать? — спросила она. — Право, они того не стоят. — Конечно, я хочу знать. Ну же! Валяйте! — Первым был некий Ол Стэнли... — Чем он занимался? — строго спросил Билл, точно имел право задавать ей такие вопросы. — Он был игрок. Лицо Билла сразу помрачнело, глаза затуманились, и в его быстро брошенном на нее взгляде Саксон прочла внезапное сомнение. — О, это не так страшно, — засмеялась она. — Мне было всего восемь лет. Видите, я начинаю с самого начала. Я его встретила вскоре после смерти моей матери, когда меня взял на воспитание некто Кэди. Этот Кэди содержал гостиницу и бар в Лос-Анжелосе. Гостиница была маленькая; в ней останавливались главным образом рабочие, даже чернорабочие, а также железнодорожные служащие, и, как я теперь думаю, Ол Стэнли клал себе в карман немалую часть их заработка. Он был такой красивый, тихий; голос ласковый, чудесные глаза и такие мягкие, чистые руки. Как сейчас вижу их. После обеда он иногда играл со мной, угощал конфетами и делал маленькие подарки. Большую часть дня он спал. Я тогда не понимала — почему. |
