Ее земная жизнь также все больше смахивала на сумасшествие; и, поскольку для женщин такого типа месть — явление более чем обыденное, то вскоре весь гарнизон крепости потешался над ее безуспешными попытками завязать флирт с местными мужчинами. Целомудрие входило в нерушимый кодекс обитателей виллы, однако это было целомудрие позитивное, творческое, не такое, каким его выставляют в пуританских странах, превращая в худший из смертных грехов, так что «позитивным» оно остается разве что для строительных кирпичей.

Илиэль, впрочем, была достаточно умна, чтобы уже через несколько часов заметить, какими смешными выглядят в глазах окружающих эти ее попытки; но это тем не менее не послужило для нее поводом пересмотреть свое отношение к ним, как не служило до нее сотням столь же целомудренных женщин, от Дидоны до жены Потифара, до сих пор считающихся у наших психологов ярчайшими примерами обратного. Ситуация становилась напряженнее день ото дня, несмотря даже на небольшие всплески эмоций, время от времени разряжавшие обстановку. Строжайшая дисциплина, царившая на вилле, не позволяла этим всплескам вырасти до неприемлемых размеров, однако Сирил Грей не стал скрывать от брата Онофрио, что успехи, достигнутые Эдвином Артуэйтом со товарищи в своей подрывной деятельности, с каждым днем беспокоят его все больше.

— Я с радостью бы пожертвовал своими ушами, — восклицал он, — чтобы увидеть, как Эдвин Артуэйт поднимается сюда из Неаполитанской бухты, рука об руку с Lucifuge Rofocale (Духами преисподней), чтобы окончательно уничтожить нас всех при помощи какого-нибудь мистического амулета рабби Соломона! Тогда, по крайней мере, я был бы уверен, что счастье и благополучие явились к нам прямой; доставкой на дом — что называется, праздничный набор, родинки удачи и любовный напиток в комплекте, цена для подписчиков «Оккулт Ревью» два фунта одиннадцати шиллингов и три пенса.

Однако в июне настроение Илиэль наконец изменилось. Ожидание чуда, от которого готово было расцвести ее сердце, преобразило ее. Прежняя угрюмость исчезла; теперь Илиэль прямо таки сияла с утра до вечера. Физическая усталость, ни бытовые неудобства больше не заставляли ее страдать. Она подружилась с сестрой Кларой и дни напролет проводила в беседах с нею, усиленна работая спицами, совмещая, так сказать, приятное с полезным, чтобы встретить появление маленького сокровища уже готовым набором изящных вязаных вещиц. Илиэль забыла даже об ограничивавших ее свободу запретах, прежде так ее задевавших; к ней вернулась Вся природная радость и живость юности, так что если у окружающих и оставался повод следить за ней, то только затем, чтобы она чисто физически не набила себе шишек. Она больше не предавалась болезненным фантазиям и не испытывала тяги к опытам со зловещими образами. Она была у себя дома, па седьмом небе своего романа, ощущая себя главной героиней самой волшебной, всех сказок на свете. Ее любовь к Сирилу перешла В необычайно нежную, еще более возвышенную фазу; она полностью осознавала теперь всю ценность своей жизни, свое собственное достоинство.