Я танцевала лишь два первых танца — с Томом, — после чего с облегчением позволила ему проводить меня до стула, на котором я и намеревалась провести остаток бала. Слава богам, Том прекрасно помнил о моём равнодушии к танцам, а потому не докучал мне приглашениями, к пущей радости других дам: мой жених был прекрасным партнёром. Остальные мужчины, как всегда, не рвались меня ангажировать, и я могла бы надеяться на относительный покой, если б матушка не поспешила по секрету поведать всем о счастливом событии, приключившемся с её дурнушкой-наследницей. Теперь время от времени мне приходилось принимать поздравления, из которых искренними были совсем немногие.

Сейчас я старательно улыбалась подругам Бланш, которых сестра подвела ко мне. И если Эмили, кажется, действительно радовалась за меня, то вот Элизабет Гринхауз — дочь других наших соседей, некогда тщетно пытавшаяся заинтересовать Тома своей скромной персоной, — явно скрывала за фальшивым восторгом не самые добрые чувства.

— Я всегда говорила, что они будут прекрасной парой, — заявила Бланш.

— Конечно, прекрасной. Лорд Томас столь завидный жених, что своими достоинствами способен скрасить недостатки любой невесты, — промурлыкала Элизабет. — Поздравляю, Бекки.

Её взгляд истекал завистью, точно кислотой.

Я ненавидела это. Ядовитые уколы, жалившие тонким лезвием, облитым мёдом учтивости и прикрытым кружевами приличий. Ненавидела и презирала. Бланш никогда не замечала подобного — по глупости, наивности и доброте, — но я замечала; и я была слишком злым человеком, чтобы игнорировать или прощать подобное. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем сбросить свою маску и прямо сказать этой маленькой гадюке всё, что я о ней думаю, однако я не могла этого сделать. Мне не страшно было бы подставить под удар себя — но не репутацию семьи.

Мне претила необходимость унижаться до того, чтобы использовать то же подлое оружие, которым били меня мои оппоненты. Однако все мы жили в мире, навязывающем нам свои правила, и этот мир не прощал ошибок.

— Благодарю, дорогая Лиззи, — чопорно ответила я. — Искренне желаю тебе в скором времени испытать то же счастье, что выпало мне. Благо, тебе будет куда проще подыскать достойную пару… ведь твои достоинства настолько ослепительны, что тебе прекрасно подойдёт человек, который своей невзрачностью будет оттенять их, но не затмевать твоё сияние.

Элизабет, не стирая с губ дежурной улыбки, сузила глаза, но Бланш искренне и звонко рассмеялась:

— О, Бекки, не переживай! Я уверена, нашей очаровательной Лиззи недолго осталось быть незамужней! Она и правда слишком хороша для этого. — Сестра надула губки. — Но ты опять совсем не танцуешь! Бекки, это последний раз, когда мы празднуем мой день рождения под этой крышей, так сделай мне подарок!

— Бланш, ты прекрасно знаешь, что я весьма посредственная…

— Ерунда! Ты прекрасно танцуешь!

— Не думаю, что созерцание моего танца доставит тебе такое уж удовольствие.

— Но я хочу видеть тебя весёлой! Хочу, чтобы у тебя кружилась голова, хочу, чтобы ты улыбалась и смеялась, а не сидела здесь букой! — сестра порывисто взяла меня за руки. — Бекки, ну пожалуйста!

— Бланш…

— Дамы! — Том, подоспевший к месту разговора с двумя товарищами, заставил девушек дружно повернуться к ним. Мой жених одарил меня понимающей улыбкой; глубокий изумрудный цвет его фрака изумительно оттенял зелень глаз. — Понимаю ваше желание поговорить с подругой, но бал предназначен для танцев. Наговориться успеем за ужином. — Он галантно поклонился Элизабет. — Мисс Гринхауз, не подарите ли мне следующий танец?

Та, мигом забыв обо мне, благосклонно протянула ему руку, приятели Тома ангажировали Бланш и Эмили — и, напоследок кинув на меня взгляд, полный заговорщицкой хитрецы, Том увёл надоедливых собеседниц прочь.