Изменить размер шрифта - +
А ночью, когда старики и малые детишки лягут спать, начнется настоящий праздник: разожгут на берегу Микавы большой яркий костер, накроют под открытым небом длинные столы, девушки и парни будут петь предкам величальные песни и танцевать для духов ритуальные танцы, а потом пойдет гульба и веселый пир, который продлится до самого утра…

Подумал Мотылек об этом костре, о танцах и пире и позавидовал взрослым парням – его-то ночью на берег, конечно, не пустят…

– Мотылек, готов? Ну-ка повернись! Вот молодец, даже коленки не запачкал!

Бабушка спустилась с крыльца. На ней розовая кофта с широкими рукавами и вышивкой у ворота, небесно-синяя юбка до щиколоток, на грудь спускается ракушечная гирлянда, на ногах нарядные сандалии, за спиной лыковый плетеный короб со снедью и дарами духам, в руке – большой соломенный зонтик.

– На, понесешь вот это, – Ута протянула внуку объемистый, но не тяжелый тюк. – Берегись, чтобы собака не выхватила, тут пироги.

– Для деда Хару?

– Сколько раз говорила – не называй святого старца дедом!

– Он сам мне разрешил!

– Разрешил не разрешил, а все равно это неприлично. Давай-ка поклонимся домовым, чтобы благословили нас на дорожку…

Бабушка и внук, обернувшись к дому, поклонились в пояс и вышли за калитку. И тут же с дороги послышалось:

– Ута, голубушка! С праздничком тебя!

– Хиноко, сестричка, ты ли это!

– И внучек с тобой? Как вырос-то!

Ута оживилась, приосанилась и поспешила навстречу дальней родственнице с Косы, которую, конечно же, сто лет не видела. Мотылек закатил глаза и испустил душераздирающий вздох. Ну всё, теперь начнут точить лясы. Пока всеми сплетнями не поделятся, бабушку с места не сдвинуть. А там еще какая-нибудь родственница встретится…

– Вот, идем с Косы – благодетеля нашего посетили, теперь «сторожей» покормим… Ох, ноги-то как болят, милая, шутка ли, пройти два ри, да еще столько же обратно! Старик мой остался дома, у него ведь еще по весне в левое колено вселился бес…

– Как твоя уважаемая свекровь – все не встает?

– Ах, голубушка, даже не спрашивай. Все с нею намучились, и конца-краю этой муке не видно…

– Что ж, старость не радость… А это что за красавица-невеста с тобой?

– Да это же Кувшинка, внучка моя! Весной просватали, осенью будем замуж выдавать…

– Малюточка-Кувшинка? Ох, сестричка, как время-то летит! Кажется, совсем недавно и мы с тобой невестами были…

Ахи, охи, болтовня бесконечная… Мотылек оглянулся по сторонам – нет ли знакомых мальчишек. Как назло, никого не видать. Тогда он присел рядом с женщинами на корточки и принялся рисовать пальцем страшную рожу прямо в дорожной пыли. Сам не заметил, как вывозился по самые локти.

– …А ты, сестричка, как всегда? К безымянному на поклон? Неужели потащишь мальчишечку в такую даль, через степь, в самый солнцепек?

– Ничего, дойдет, небось не в первый раз. Надо же кому-то и старшего бога почтить, – ответила бабушка с едва заметным укором в голосе. – Мы ведь тут поселились непрошеными гостями, а об исконном владыке наших мест и не вспоминаем. Нехорошо это. Как бы он не разгневался на нас.

Родственница, смутившись, засуетилась, вытащила из короба внучки маленький сверток – тот, что сверху лежал, – и протянула Мотыльку.

– Ах, будем живы – и мы непременно безымянного почтим, только уж больно идти-то далеко, да по таким бесовским местам… Ну, передайте от нас святому старцу поклон да вот это…

Сверток был липкий, и от него пахло медом.

Быстрый переход