— Никак не могу решить, радоваться мне или огорчаться.

Мы пересекли парковку в сторону цементной дорожки, ведущей к пристани. В двух пирсах от нас, на яхте Уэво, кипела работа — члены экипажа трудились, устраняя повреждения, причиненные огнем. На причале, недалеко от судна, стояли пятеро мужчин в слаксах и рубашках с коротким рукавом. Время от времени кто-нибудь из них показывал на яхту, и остальные как по команде поворачивали головы в ту же сторону. Двое держали в руках планшет-блокноты.

— Страховые агенты, — определила я.

Пару минут спустя из главной каюты показались трое из Цюриха и, не оглядываясь, сошли на пристань. За ними с багажом следовали три члена экипажа.

— Бьюсь об заклад, они сейчас пойдут в нашу сторону, — сказал Хукер. — Судя по всему, держат путь на парковку. Нам срочно нужно исчезнуть.

Мы сошли с дорожки и в мгновение ока оказались скрыты от чужих глаз зарослями цезальпинии и карликовыми финиковыми пальмами, которые образовывали зеленую зону, отделявшую дорожку от парковки. Мы осторожно прокрались между пальм, обогнули парковку и спрятались за внедорожником.

Люди из Цюриха вместе с носильщиками багажа остались далеко позади. Они пересекли площадку в сторону черного «БМВ», подошли к багажнику и уставились на только что сотворенные нами вмятины. Огляделись вокруг. Недовольно покачали головами. И попытались открыть багажник. Но тот заклинило. Они загрузили багаж на заднее сиденье и забрались в машину.

— Они уезжают, — прошептал Хукер. — Сваливают домой. Что бы это значило?

— Не собираются они домой. Их дом в Цюрихе, а там сейчас холодно. И если б они уезжали домой, то надели бы костюмы. А эти типы все, как один, в рубашках с короткими рукавами. Думаю, они просто решили съехать с яхты. Видимо, там все провоняло дымом.

Мы подождали, пока «БМВ» выедет с парковки, запрыгнули во внедорожник и проследили за ними до Коллинз-авеню. На этот раз было проще. Никаких светофоров. Да и движение не такое плотное. Они подрулили к маленькому бутик-отелю, оставили машину парковщику, препоручили коридорному багаж и прошествовали за ним в фойе.

— Я действительно не прочь узнать, кто эти ребята, — начал Хукер. — Может, кое-кто из нас подкатит с разговором к парню за стойкой и будет столь очарователен, что вытянет из него какую-нибудь информацию.

Я закатила глаза.

— Я не могу вот так просто подойти к стойке и начать задавать вопросы.

— Можешь, если задерешь футболку так, чтобы клерку за стойкой была видна полоска кожи.

— Ты торгуешь моим телом, — обвинила я Хукера.

— И что?

Я потянулась к дверной ручке.

— Если через десять минут не вернусь, беги, что есть мочи, спасать меня.

Я вытащила футболку из джинсов и завязала края узлом так, что он держался прямо под моими буферами, оставляя обнаженным живот. Затем продефилировала через улицу и, покачивая задницей в стиле Сюзанны, вплыла в фойе.

Внутри оказался небольшой миленький вестибюльчик с выложенным черно-белой мраморной плиткой полом, высаженными в горшки пальмами и стойкой регистрации с искусными золотыми вставками в стиле арт-деко. За ней стоял элегантный, одетый с иголочки молодой человек. Отполированные ногти, превосходная стрижка, безупречная кожа. К лацкану приколот крошечный значок в форме радуги. Я развязала футболку и заправила ее обратно в джинсы. Чтобы соблазнить такого парня, одного голого живота явно недостаточно. Голому животу следовало прилагаться к оснастке, которой я, увы, не обладала.