– У меня рыжие волосы, – пояснил я. – Кое кто называет меня Руфусом.

– Мне нравится это имя, – сказал Гилберт.

– Цыц! – осадила его Изабелла. – Руфус, я пыталась освободить тебя, но стражники не хотят слушать. Когда моя мать узнает о случившемся, она придет в ярость.

Ифа еще не вернулась, подумал я. Недавно ожившие надежды развеялись.

– Где она?

– Где то на побережье, навещает замки моего младшего братишки.

– У меня в Уэльсе их десятка два, – заявил Гилберт с мальчишеской гордостью. – И еще больше в Англии и в Ирландии.

– Это много, – сказал я, подумав о крошечной отцовской крепости, которая никогда не станет моей из за наличия старших братьев. Странное дело: Изабелла находилась в таком же положении. Будучи старшей из двоих детей, она не могла унаследовать земли де Клеров, так как у сыновей есть преимущество над дочерями. Я отвесил Гилберту полупоклон. – Так вы, значит, лорд Пемброкский?

– Да, это я.

– Для меня честь познакомиться с вами, милорд.

Гилберт повернулся к Изабелле.

– Так кто он такой? – спросил он.

– Я же говорила! Ирландский дворянин, присланный в Стригуил в качестве заложника, и его не подобает держать под замком.

– А кто такой заложник?

Они совсем еще маленькие, подумалось мне. Изабелле лет шесть, а Гилберту всего три или четыре. Чудо, что эта парочка вообще добралась до меня. Дать мне свободу – выше их сил.

– Тише, Гилберт, – цыкнула Изабелла. – Дай мне подумать.

– Когда вернется ваша мать? – спросил я.

– Дня через два три.

Такой срок – не вечность, но я содрогался при мысли о том, что предпримет Сапоги Кулаки, узнав о моих юных посетителях.

– Майордому известно, что я здесь? – задал я вопрос. – Или кому нибудь из здешних рыцарей?

Сопровождавший детей мужчина снова обратился к Изабелле, говоря по прежнему уважительно, но более настойчиво.

Девочка топнула ножкой.

– Я не могу здесь оставаться, Фердия. И не могу освободить тебя… Мне жаль.

В ее голосе звучала горечь.

– В этом нет вашей вины, госпожа, – сказал я так беспечно, как только мог.

– Ты проголодался?

– Жуть как.

– Тебе пришлют еды. И вина.

Она ушла, таща за руку Гилберта, а стражник стал снова запирать меня.

– А как Фиц Алдельм, госпожа? – не смог удержаться я.

Дверь с грохотом закрылась, засов задвинулся со скрежетом.

– Он не придет прежде, чем вернется моя мать, – донеслось из за бревен. – Обещаю.

Под покровом тьмы с моих уст сорвался вздох облегчения.

Вышло так, что мое заточение продлилось еще один день и одну ночь. К счастью, Сапоги Кулаки за это время не объявлялся. В последнее утро, очнувшись от некрепкого сна, я вышагивал по камере, пытаясь не думать о холоде и пустом животе. Изабелла сдержала слово, но луковая похлебка, а также жаркое из оленины и свежий хлеб, которые мне принесли, давно были съедены. Я уже вылизал деревянные плошки дочиста и собирался заняться этим снова, но тут мое внимание привлекли доносившиеся со двора звуки.

Голоса людей, стук лошадиных копыт. Даже через толстые стены ощущалось возбуждение. Приехал кто то важный. Я стал молиться, чего не делал много дней. Господи, прошу тебя, пусть это будет Ифа!

Бог ответил раньше, чем я надеялся.

Пришли несколько воинов, отперли дверь камеры и вывели меня во двор. Меня никто не тащил, я сам вышел, щурясь, на яркий солнечный свет. Со спутанными волосами, вонючий, в грязной одежде, я, должно быть, напоминал дикого зверя. Многие воротили от меня нос, а я платил им полными ненависти взглядами.