Кто-то — Хусари, как ей показалось, — принес ей чашку с теплым напитком. Она сжала чашку обеими руками, ее била дрожь. Кто-то другой закутал ее плащом. Еще один плащ закрывал тело Веласа, лежащее на одном из столов возле нее. Третий покрывал того солдата, который погиб у дверей, когда в дом ворвались мувардийцы. Дверь не была заперта. Кажется, он наблюдал за танцами на площади.

Она долго и безутешно плакала. И теперь чувствовала себя опустошенной, оцепеневшей. Ей было очень холодно, даже под плащом. Мысленно она попыталась начать письмо матери и отцу… потом остановилась. Процесс подбора необходимых слов грозил новыми слезами.

Он был частью ее мира всю жизнь; пусть он не стоял в самом центре этой жизни, но всегда находился где-то рядом. Он никогда в жизни, насколько ей было известно, не прибегал к насилию, не причинил вреда ни одному человеку до сегодняшней ночи, когда он атаковал мувардийского воина и спас жизнь Родриго.

Это напомнило ей еще кое о чем, слишком поздно. Она огляделась и увидела, что Лиан Нунес промывает и перевязывает раны Родриго. «Это должна была делать я», — произнес внутренний голос, но она не могла. Она не могла бы сделать это сегодня.

Она увидела, что пришел Аммар и теперь сидит на корточках рядом с ней. Она также запоздало осознала, что на ней его плащ. Он вопросительно посмотрел на нее, потом взял ее за руку, ничего не говоря. Как осознать то, что они целовались в эту самую ночь? И он сказал ей слова, которые открыли новые горизонты в этом мире.

Потом — правитель Картады.

Потом — Велас на булыжнике мостовой.

Она никому не рассказала об Альмалике. Мужчина, которого она любила, был здесь — теперь она могла мысленно произнести это слово, признаться самой себе, — и об этой части темного водоворота ночи предстояло поведать ему или сохранить ее в тайне.

Она достаточно услышала с балкона, чтобы отчасти понять то, что лежало между Аммаром и юным, испуганным правителем Картады. Правителем, который тем не менее был достаточно расчетлив, чтобы послать убийц из пустыни к Родриго Бельмонте. Он также приказал казнить того воина, который бросил кинжал в Аммара. Здесь было нечто сложное, причиняющее боль.

Она не могла стремиться отомстить за Веласа, отправив этих людей в погоню за правителем Картады. Это Родриго они пытались убить, а наемные солдаты, скачущие по землям тагры и пересекающие границы Ашара и Джада, ведут жизнь, которая создает такую возможность и даже превращает ее в вероятность.

К Веласу это не относилось. Велас бен Исхак — он взял имя ее отца, когда принял веру киндатов, — вел жизнь, которая должна была завершиться доброй и окруженной заботой старостью. Не на столе в зале казармы с нанесенной раной на шее.

Джеане пришло в голову, в том полудремотном состоянии, в котором она пребывала, что ей тоже в ближайшие дни нужно принять решение. Выбор стороны стоял не только перед Аммаром и Родриго. Она была лекарем банды вальедских наемников и придворным лекарем Рагозы. И еще она была гражданкой Фезаны, на земле Картады. Ее дом находится там, и ее семья тоже. Фактически это ее собственный правитель выехал сегодня ночью из этих стен, всего с одним спутником, и отправился в опасное путешествие домой. Этот человек приказал убить вальедца, врага джадитов, Бич Аль-Рассана.

Человека, который мог, благодаря своей доблести и доблести своего отряда, захватить ее родной город, если бы присоединился к королю Рамиро и если бы нападение на Фезану стало реальностью. Джадиты Эспераньи сжигали киндатов или превращали их в рабов. Остров гробницы королевы Васки оставался местом святого паломничества.

Аммар держал ее за руку. Вернулся Хусари. Его глаза покраснели. Она подняла свободную руку, и он взял ее в свои ладони. Добрые люди окружали ее в этой комнате, порядочные, заботливые люди. Но самый порядочный, самый любящий, тот, который любил ее с самого дня ее рождения, лежал мертвый на столе под солдатским плащом.