— Хорошо, твой пациент может войти в квартал. Но ты больше из него не выйдешь. Его может привести Велас, хоть я и не стал бы приказывать ему это сделать.
— Нет, все в порядке, — быстро возразил Велас. — Я схожу.
Джоанна это предвидела. Тут все было в порядке. Она повернулась к Веласу.
— Тогда иди сейчас же, — прошептала она. — Если моя мать станет возражать, — а я уверена, что не станет, — мы поместим его в один из постоялых дворов для приезжих. Иди быстрее.
Она снова повернулась к двум охранникам и улыбнулась им своей лучшей улыбкой.
— Спасибо вам обоим. Я этого не забуду.
— Лучше бы забыла, — ответил Шимон с добродетельным видом. — Ты же знаешь, что это нарушение правил.
Он слишком важничал. Конечно, это нарушение, но не слишком серьезное. Ашариты часто тайком приходили в их квартал, по делу или в поисках развлечений. Единственной уловкой — и не слишком трудной — было скрыть это от ваджи за стенами квартала и от старших священников внутри него. Но Джеана считала, что сейчас неподходящее время вступать в спор с Шимоном.
Кроме того, чем дольше они будут беседовать, тем больше вероятность, что он спросит, кто ее пациент. А если он спросит, ей придется сказать. Он мог знать, что Хусари ибн Муса один из тех, кто должен был явиться сегодня в замок. Если Шимон и Бакир узнают, что этого человека могут искать мувардийцы, то Хусари ни за что на свете не позволит войти в квартал киндатов.
Джеана знала, что подвергает опасности свой народ. Она была достаточно молодой, чтобы решить, что риск оправдан. Последняя резня киндатов в Аль-Рассане случилась далеко на юге, в Тудеске и Элвире, за много лет до ее рождения.
Ее мать, как Джеана и ожидала, не стала возражать. Жена и мать лекарей, Элиана бет Данил уже давно приспособила свой дом к нуждам пациентов. То, что подобное нарушение распорядка случилось в один из самых ужасных дней, каких Фезана давно не знала, не могло ее смутить. Тем более что Джеана сообщила матери, кто этот пациент. Элиана все равно узнает его, когда он придет. Хусари несколько раз приглашал Исхака на обед, и не раз торговец шелком незаметно приходил в квартал, чтобы почтить своим присутствием их собственную трапезу, невзирая на всех ваджи и священников. Город Фезана не отличался особой набожностью.
«Вероятно, это только усиливало радость фанатиков-мувардийцев, когда они убивали невинных людей», — подумала Джеана. Она стояла на площадке лестницы, подняв одну руку, чтобы постучать в дверь, а в другой держала свечу.
Впервые за этот долгий день она заколебалась, подумав о том, что собирается сделать. Увидела, как задрожало пламя свечи. В дальнем конце коридора находилось высокое окно, выходящее на внутренний двор. Лучи заходящего солнца косо падали на пол, напоминая ей о том, какое большое значение имеет время. Она сказала матери, что поздней ночью уйдет, и приготовилась отразить бурю, которая так и не разразилась.
— Сейчас не так уж неразумно уехать из этого города, — спокойно ответила Элиана после секундного размышления. Она задумчиво посмотрела на свою единственную дочь. — Ты найдешь себе работу в другом месте. Твой отец всегда говорил, что лекарю полезно приобрести опыт в разных местах. — Мать помолчала, потом добавила без улыбки: — Может быть, ты вернешься с мужем.
Джеана поморщилась. Это был старый разговор. Ей уже почти тридцать лет, и лучший возраст для замужества остался позади. Она уже почти смирилась с этим, а Элиана нет.
— С вами все будет в порядке? — спросила Джеана, игнорируя ее последние слова.
— Не понимаю, почему бы нет, — резко ответила мать. Затем ее напряженное лицо несколько смягчила улыбка, которая сделала ее красивой. |