— Спасибо, — сказала она.

И замерла неподвижно, потрясенная, когда он нагнулся и поцеловал ее в губы. Аромат его духов на мгновение окутал ее. Рука Аммара легонько коснулась ее волос.

— Вознаграждение посыльному, — легкомысленно произнес он и снова отступил назад. — Рагоза — это хорошая идея. Но все же назовите ибн Мусе Вальедо, возможно, ему будет лучше у короля Рамиро.

Джеана чувствовала, что краска, выступившая на ее щеках, начинает бледнеть. Затем, вполне предсказуемо, ее охватило чувство, напоминающее гнев. Отец и мать, Велас, сэр Реццони — все, кто хорошо ее знал, — всегда предостерегали ее от излишних эмоций и уговаривали не идти на поводу у своей гордости.

Она шагнула вперед и, привстав на цыпочки, в свою очередь поцеловала Аммара ибн Хайрана. И услышала, как он ахнул от удивления. Так-то лучше: прежде он вел себя слишком уж непринужденно.

— Вознаграждение лекарю, — мило произнесла она, отступая назад. — Мы обычно берем больше, чем посыльные.

— Я все же выпаду из окна, — произнес он, но лишь через несколько секунд.

— Не надо. До земли далеко. Вы этого не сказали, но совершенно очевидно, что в Картаде вы собираетесь осуществить собственный план мести. Выпасть из окна было бы неудачным началом. — Она с удовольствием увидела, что к этому он тоже не был готов.

После новой паузы он сказал:

— Смею надеяться, что мы встретимся снова.

— Это было бы интересно, — хладнокровно ответила Джеана, хотя ее сердце билось слишком быстро. Он улыбнулся. Через несколько секунд она уже смотрела, как он спустился по неровной стене во двор, прошел под аркой и вышел за ворота, не оглянувшись.

Джеана было решила, что выиграла этот последний раунд, но улыбка, которой он ее одарил, перед тем как спуститься со стены, поубавила ей уверенности.

— Осо-ож-о, Джеа-а, осо-ож-о, — произнес отец у нее за спиной, вторя ее собственным мыслям.

Снова испугавшись многих вещей, Джеана вернулась к его креслу и опустилась перед ним на колени. Положила на них голову. И через мгновение почувствовала, как его руки начали гладить ее волосы. Этого так давно не случалось.

Так они сидели, когда Велас пришел за ней, уже собрав вещи в дорогу для них обоих. Разумеется, он самостоятельно принял решение по этому вопросу.

Некоторое время спустя после ухода Джеаны, Веласа и Хусари ибн Мусы, торговца шелком, который, как это ни поразительно, объявил себя борцом против Льва Картады, из кабинета лекаря Исхака бен Йонаннона можно было услышать странные звуки.

Его жена Элиана стояла в коридоре у закрытой двери и слушала, как ее муж, четыре долгих года хранивший гробовое молчание, тренируется, выговаривая буквы алфавита. Потом он начал сражаться с простыми словами, как ребенок, пробуя, что он может произнести, а что нет. К этому времени на улице совсем стемнело. Их дочь, их единственный ребенок, находилась где-то вне надежных стен цивилизации, там, куда почти никогда не ходили женщины, на просторах опасного мира. Элиана держала в руке высокую горящую свечу, и при ее свете посторонний наблюдатель мог бы увидеть глубокое страдание на ее все еще прекрасном лице.

Она долго стояла так, потом постучалась и вошла в комнату. Ставни были по-прежнему открыты, а окно распахнуто, как их оставила Джеана. В конце дня смерти, когда горестные звуки еще раздавались за воротами квартала, звезды, как обычно, безмятежно сияли в темнеющем небе. Скоро взойдут луны, сначала белая, потом голубая, и ночной ветерок, как всегда, принесет прохладу и облегчение опаленной летом земле, на которой люди дышат и ходят. И разговаривают.

— Эиа-а? — произнес ее муж, и Элиане бет Данил эта попытка произнести ее имя показалась музыкой.