— Зачем? — повторяла милая крошка.

— Все будет хорошо. — тоном проповедника Свидетелей Иеговы вещала я. — Ты выйдешь за него замуж, и он удочерит Люську. Таким образом у вас обеих появятся совершенно законные местные документы. Потом всем семейством отправитесь в путешествие. Ты, мама, отдашь ему приданное, и потеряешь его в Монте-Карло. Сами попутешествуете немного, полгодика, и вернетесь сюда. Даже если паче моих ожиданий, наш новый родственник доберется до России, по условиям брачного контракта он не будет требовать от вас вообще ничего. Но и вам от его наследства ничего не обломится, скорее всего. Тем временем мы с господином Фохтом продумаем Вашу легенду понадежнее, которая объяснит, где я вдруг нашла родню. Но вы обе станете дворянками независимо от наших изысканий.

— Ксюша. — поморщилась мама. — какой-то слишком заверченный план. Может попроще?

— Попроще никак.

Плотно повязанный черный платок, черное платье мешком висит на исхудавшей после того раза фигуре. Кровотечение за два месяца унялось, но до сих пор детоубийство отзывается слабостью и головокружением. Да и в амбар зайти жутко. По ночам матица скрипит, словно тело мужа до сих пор кулем свисает прямо посреди балки. Похоронили его на отшибе, но на могилу она больше не ходит — хватает и того, что дух его ежечасно напоминает о себе упавшей утварью, лопнувшим стеклом, скрипом половиц.

Вариант с настоящей госпожой Нечаевой предполагал аккуратное извлечение тела из могилы, показательную эксгумацию пустого захоронения и много разных других малоприятных и вопиюще противозаконных процедур. Первую отправился собственноручно делать Фохт.

Он вернулся быстрее, чем я ожидала, и взирал на меня с суеверным ужасом.

— Откуда Вы знали?

Я лишь непонимающе смотрела на него поверх чашки с дымящимся шоколадом. Он всячески избегал моего дома, так что столичные кофейни пришлось изучить досконально.

— Могила Анны Ильиничны Нечаевой пуста. — тихий голос раскроил купол мироздания и куски шумно летели мимо моего лица.

Когда официант убрал осколки чашки, а я привела себя в порядок в дамской комнате, вернулась к своему спутнику.

— Точно?

— Сам копал. — буркнул он. Так и вижу франтоватого Федю с саперной лопаткой наперевес.

Вот и замечательно. Где же ты теперь ходишь-бродишь, матушка?

— Тогда сможете это все подтвердить под присягой. — нашла я хотя бы одну светлую сторону в данном повороте — А где же она тогда?

— Ваша проницательность отдает мистикой. Я пообщался со священником, и он дал мне понять, что барыня добровольно покинула семью, а Ваш батюшка просто пытался замаскировать свой позор.

— С каждой минутой все лучше и лучше. — я нервно смяла салфетку и начала искать, куда бы ее пристроить, а то комок на столе, это так вульгарно. — А куда наша матушка делась потом?

— Не могу знать. Но у своих родственников точно не появлялась, так что или под другим именем проживает в любой точке мира, или опять же под любым именем может быть похоронена. — он с сочувствием наблюдал за моими маневрами, сжалился и осторожно отобрал скомканную тряпку.

Я вдохнула и выдохнула, несколько раз повторила эти действия. Не помогло. Да и что тут поможет, когда страх разоблачения, задавленный еще в Саратове, три года назад, вернулся во всей красе. Вряд ли женщина захочет предавать огласке такую историю, но понять, что я не ее дочь сможет. Щупальца страха поползли под корсетом, парализуя руки и ноги.

— Ладно, об этом мы подумаем позже. — поднялась и грустью рассмотрела испорченное шоколадом платье. — Федор Андреевич, поехали домой.