– Кто были его клиенты? – спросил брат Антоний.
– Что? – Вначале она не поняла, о ком он говорит. Потом она сообразила, что он спрашивает про Пако.
– Его клиенты, -сказала Эмма. – Те, кому он продавал.
–Вы имеете в виду Пако?
– Ты знаешь, кого мы имеем в виду, – сказал брат Антоний. Он сунул пистолет в карман спереди рясы и сделал знак Толстухе. Эмма снова начала рыться в сумке. На одну секунду Джудит подумала, что они отпустят ее. Монах убрал пистолет, а «жирная» копалась у себя в сумке. Они собирались отдать ей деньги в конце концов. Но, когда Эмма извлекла руку из сумки, в ней было что-то длинное и узкое. Большой палец Толстухи пошевелился, и, блеснув, раскрылась опасная бритва. Джудит боялась бритвы пуще пистолета. В жизни в нее никогда не стреляли, но резали ее много раз, и однажды ее порезал даже Пако. На плече у нее был шрам. Этот шрам был менее уродлив, чем отметины, которые он выжег сигаретами у нее на груди.
– Кто были его клиенты? – снова спросил брат Антоний.
– Я его почти не знала, – сказала Джудит.
– Ты с ним жила, – сказала Эмма.
– Это не означает, что я знала его, – сказала Джудит, что по-своему было ужасной правдой.
Она не хотела говорить, кто были клиенты Пако, потому что егоклиенты теперь стали ееклиентами – по крайней мере станут,как только она сведет все концы воедино. Она вспомнила имена всех двенадцати потребителей наркотиков. Их вполне хватало, чтобы она смогла обеспечить себе роскошную, по ее мнению, жизнь. Их было достаточно, чтобы она решила купить пистолет, прежде чем взяться за это предприятие. Слишком много было на свете негодяев, вроде Пако. Но теперь пистолет находился в руках монаха, а Толстуха медленно поворачивала бритву в руке, так что лезвие отсвечивало. Джудит подумала, что все в жизни по-своему повторяется. Вспомнив о том, что Пако сделал с ее грудью, левой рукой она инстинктивно запахнула халат. Брат Антоний заметил ее жест.
– Кто его клиенты? – спросила Эмма.
– Не знаю. Какие клиенты?
– Для сладкой пудры, – сказала Эмма и приблизилась к ней с бритвой.
– Я не знаю, что означает «сладкая пудра», – сказала Джудит.
– Это такая пудра, дорогая, – сказала Эмма, поднося бритву к ее лицу, – которую нюхают носом.Но у тебя носабольше не будет, если сейчас же не скажешь кто они.
– Нет, лицо не надо, – сказал брат Антоний почти шепотом. – Только не лицо.
Он улыбнулся Джудит. И снова на какую-то секунду Джудит подумала, что он отпустит ее. Толстуха казалась угрожающей, но монах, конечно...
– Сними халат, – сказал брат Антоний.
Она поколебалась. Она убрала полотенце от носа. Казалось, кровь уже не текла так сильно. Она снова приложила полотенце. Даже боль, казалось, утихает. Может быть, и не так все плохо. Может быть, если она просто будет делать, что они хотят, поиграет с ними... Конечно же, «жирная» не станет отрезать ей нос... Неужели имена клиентов Пако так важны для них? Станут ли они так сильно рисковать из-за малого? В любом случае теперь это были ее собственные клиенты, будь они прокляты! Она отдаст им все, что они ни попросят, но только не имена, которые для нее были билетом туда, где, по ее мнению, была свобода. Она не знала, какого рода эта свобода. Просто свобода. Она никогда не скажет им их имена.
– Почему вы хотите, чтобы я сняла халат? – спросила она. – Что вы от меня хотите?
– Имена клиентов, – сказала Эмма.
– Вы хотите увидеть мое тело? – спросила она. |