– А вот только непонятно мне, Карлуша, как ты это проделываешь? Я ведь скептик по натуре, матерьялист, стреляный воробей, меня на мякине не проведешь! Перевидал магов и фокусников за свою жизнь до фига и не верю этой братии ни на грош. Жулик на жулике, прости господи… Признайся, друг любезный, что это массовый гипноз и на самом деле ни хрена такого не имеет места быть, успокой мою смятенную душу. И покончим с этим мутным делом. В магию, тьфу, не верю и никогда не поверю, в массовый гипноз – верю. Возможности человеческой психики безграничны и непознаны наукой, она не те еще коленца выкидывает. Пятая колонна, вражина. Так как, Карлуша? Массовый гипноз все-таки? Ну, признавайся? Или… что?

Карл Мессир молчит. Ему хорошо лежать вот так, с закрытыми глазами, внимая неторопливому сипловатому голосу Данилы, не напрягаясь насчет смысла. Алена звякает посудой, Сократ цепляется неуклюжими ногами за стулья и роняет предметы. Впервые в жизни Карл чувствует себя в семье. Он любит их всех. И Данилу Галицкого, болтливого пьяницу-гуманиста, и простодушную влюбленную Алену, и Сократа, несуразного, спотыкающегося на ровном месте, который себя не помнит от счастья, что приняли его в артисты – во время последнего спектакля он уносил со сцены расшалившуюся Ники.

– Конечно, массовый гипноз, – говорит он, не открывая глаз. – Ты же умный человек, Данило, материалист! Какая, к черту, магия?

– Не поминай черта к ночи, Карлуша! – живо отвечает Данило, озираясь на темные окна. – А то накличешь! Значит, магии, по-твоему, не существует? Ты это точно знаешь?

– Точно. Не существует. Черт существует, а магия нет.

– Я серьезно, – обижается Данило.

– Мальчики, к столу! – зовет Алена.

– И я серьезно, – отвечает Карл. – Черт сидит на скамейке в темноте и ждет.

– Загадками говоришь, – ворчит Данило, сползая с кровати. – Интригуешь, реноме поддерживаешь. Ты его видел?

– Видел.

– Правда? – Данило воззряется на Карла. – И… какой он?

– Ты же не веришь в нечистую силу!

– В принципе не верю. Но в отдельно взятом случае… или разводишь?

– Мальчики! – зовет Алена.

– Сократ, а ты веришь в чертей? – спрашивает Карл.

Парень задумывается ненадолго, потом говорит застенчиво:

– Не знаю… Есть люди хуже черта…

– Браво! – кричит Данило. – Молодец, Сократушка! Вот именно, хуже черта! Все гадости в жизни мне делали исключительно люди, так называемые хомо сапиенс, хотя лично я сомневаюсь, что сапиенс.

– А кто их под локоть толкал? – не сдается маг. – Он, враг человеческий, и толкал!

– Мальчики!

Они рассаживаются вокруг шаткого гостиничного столика с разновеликими ножками. Данило, мастер церемонии, разливает водку в щербатые граненые стаканы, поднимает свой, рассматривает на свет. Это вроде ритуала – посмотреть на свет, убедиться, что чиста как слеза. И торжественно произносит первый тост:

– За наш маленький, но дружный коллектив и его выдающиеся творческие успехи! До дна!

– Аминь! – бросает Карл.

– Фу, гадость! – кривится Алена, прикрывая рот рукой…

– Ни пуха, Карлуша! И не тяни бодягу, пивко ждет.

– К черту! – отвечал привычно Карл Мессир уже на ходу. Переждав аплодисменты, спрашивал звучно: – Что такое чудо?

За сим следовала долгая пауза и озадаченность зала, и только потом чей-то придурковатый голос выкрикивал:

– Когда водяра падает на бетон, и целая!

– Согласен, – смеялся экстрасенс.