У Добряков нам было так весело! Мы слезли с лошадей и уселись на траву. А Золотинка и Серебринка катались в траве и ржали. Пришли краснощёкие, в мягких белых одеждах, Добряки и угостили нас пирожными и карамельками, которые они подавали на маленьких зелёных подносах. Мне никогда не доводилось пробовать таких вкусных карамелек, какими угощали нас Добряки. Посреди луга у Добряков стояла большая печь, на которой они готовили свои карамельки и пекли пирожные.
После этого мы отправились в Самую Красивую Долину На Свете. Кроме нас с Ульвой-Ли туда никто больше не мог попасть. Там с деревьев струилась удивительная музыка, и под этот аккомпанемент пели все цветы. Через долину протекал светлый ручеёк. Он не мог ни петь, ни аккомпанировать цветам, но он вызванивал одну мелодию. Я ни разу не слышала более прекрасной мелодии.
Мы с Ульвой-Ли стояли на мосту, перекинутом через ручей, и слушали, как цветы поют под музыку деревьев, а ручеёк вызванивает свою мелодию. Тогда Ульва-Ли крепко сжала мою руку и сказала:
— Любимая Сестра, ты должна это знать!
От ее слов у меня заныло сердце.
— Нет, — сказала я. — Я ничего не хочу знать.
— Да, ты должна это знать, — повторила Ульва-Ли.
И тогда цветы перестали петь, а деревья — звучать, и умолкла мелодия ручья.
— Любимая Сестра, — сказала Ульва-Ли. — Когда увянут розы Саликона, я умру.
Я бросилась на лошадь и поскакала прочь, а слёзы текли у меня по щекам. Я мчалась так быстро, как только могла. А Ульва-Ли летела за мною следом. Мы скакали так быстро, что когда приехали в Золотой Зал, Золотинка и Серебринка совершенно взмокли от пота.
Никко испёк нам такие великолепные блины! Мы ели их, сидя на полу у огня. Руф и Дуф прыгали вокруг нас. Кролики тоже сновали вокруг и жались к нам поближе.
В конце концов я должна была идти домой. Ульва-Ли проводила меня до двери. И мы крепко обнялись на прощание.
— Возвращайся скорее, Любимая Сестра! — сказала Ульва-Ли.
Я вышла за дверь, прошла галерею и взобралась по лестнице вверх. Я слышала, как Ульва-Ли снова крикнула мне:
— Возвращайся скорее, Любимая Сестра!
Когда я вошла в детскую, мама сидела там и укладывала спать младшего братишку. Она была бледна как смерть. Когда мама увидела меня, она бросила братишку в кроватку и метнулась ко мне. Она крепко обняла меня, заплакала и спросила:
— Родная моя, где ты была? Где ты была весь день?
— За розовым кустом, — ответила я.
— Слава Богу, о слава Богу, что ты здесь! — сказала мама и поцеловала меня. — А мы так волновались!
Потом она спохватилась:
— А ты знаешь, что папа купил тебе сегодня?
— Нет, а что? — спросила я.
— Посмотри у себя в комнате, — сказала мама.
Я во всю прыть помчалась туда. А там в корзинке, рядом с моей кроватью, спал маленький щенок, чёрный пудель. Он проснулся, подпрыгнул и залаял. Это был самый замечательный щенок, какого мне когда-либо доводилось видеть, он был даже ещё лучше того Руфы, который жил в Золотом Зале. Как будто бы живее, да, именно живее.
— Он твой, — сказала мама.
Я вынула щенка из корзинки и прижала к себе, а он залаял и попытался лизнуть меня в лицо. Да, это был самый милый щенок, какого я когда-либо видела.
— Его зовут Руф, — сказала мама.
Это оказалось поистине странно.
Мне так понравился Руф, я была так счастлива, что с трудом могла заснуть в эту ночь. Руф лежал в своей корзинке рядом с моей кроватью. И слегка поскуливал во сне.
Руф был только мой.
Сегодня утром, придя в сад, я увидела, что все розы на Саликоне завяли. |