Тогда Фредерик ей говорит:

- Я хорошо знаю, кто зажигает огонь и почему. Так что не бери в голову.

И, конечно, я думаю, что он считает, что это я. Я говорю:

- Да как я могу? Всю ту ночь я провожу у тебя в руках и ни разу не выхожу из дому.

Он на то отвечает:

- Разве я говорю, что это ты? Ты все еще видишь во мне теки?

Это значит враг. Я говорю - нет, и бегу далеко, чтобы не слышать глупости, которые делают больно всем.

После Эсмеральда хочет поставить в хижине материю одного австралийского парашюта, натянутую на веревку. Так она отделена от нас, когда я с Фредериком. Он говорит: "Делаем как она хочет", - и мы делаем.

После она больше не хочет, чтобы Фредерик приходит на ее сторону поговорить и видит ее голую. Он поднимает плечи и говорит:

- Ладно, когда хочешь еще - говоришь.

И потом никогда уже не приходит на ее сторону.

После, на пляже, она одна, и грустная, и поет, как он раньше, когда привязан. На любое мое слово она отвечает: "У меня нет неудовольствия против тебя, Йоко. Мне хорошо так". И Фредерик единственный раз приходит с ней поговорить, сидя рядом с ней на песке, и она ставит свою голову ему на плечо и плачет. А я далеко и потому не слышу их слов.

После, в ночи, когда она сидит по ту сторону парашютной материи и у меня горячее желание дрючиться, стоит мне только влезть на Фредерика или ему на меня, как она кошмарит. Она кричит, чтобы нам помешать. Я знаю, что она делает так нарочно, потому что и у меня бывают иногда плохие сны, но я никогда не рассказываю их так хорошо своим голосом в ту самую минуту, когда они приходят, да еще с такой точностью, как она:

- Боже мой, вот я на многолюдном приеме! И все эти мужчины на меня смотрят! Боже мой, мое замечательное платье зажимает дверью, а я забываю надеть трусы! Они меня видят! Они все могут видеть мой голый зад!

Я с неудовольствием говорю Фредерику:

- Не слушай, ну пожалуйста, не слушай!

Но попробуйте-ка дрючиться вот так - сами увидите, как это.

Другим днем Фредерик вкусно кушает раковины, которые я беру под океаном. И, как это часто, находит жемчужину. Мы все три в хижине, Эсмеральда лежит в гамаке. Тогда он говорит:

- Йоко, ты берешь много таких жемчужин?

Я иду на место в полу, где прячется мое богатство, и поднимаю доску, и достаю мешочек, который мастерю из носка Акиро по прозвищу Батяня, когда нас выбрасывает на этот остров. И я сильно сотрясаю мешочком, чтобы показать вес, а после открываю его перед Фредериком, и он своими глазами видит все прекрасные жемчужины, которые я держу для родителей, или для доброго супруга, или для кого угодно, не знаю. Тогда он, очень удивленный, говорит:

- Черт побери! Да это, может, поценнее, чем наследство моей бабушки!

А я говорю:

- Я даю тебе три жемчужины за каждый раз, что ты крепко целуешь мои губы, и пять - за каждый раз, что ты крепко целуешь мои кончики грудей, и десять - за каждый раз, что ты соглашаешься быть моей резвой лошадкой, и все-все - за один раз, что ты их хочешь, ничего мне не делая, потому что они твои.

Тогда он ржет, и я тоже, но Эсмеральда говорит:

- Что это еще за наследство вашей бабушки? Мне вы никогда про это не рассказываете.

Тут молчание, и Фредерик отвечает:

- Это вас не касается.

И без других слов ест раковины.

Наконец наступает та ночь Меня дрючит Фредерик по нашу сторону материи, а Эсмеральда говорит во сне, чтобы нам помешать. Он делает так, будто у него нет ушей, и она по моим радостным стонам понимает, что может снить себе какие угодно сны - мне на это плюнуть и растереть. Тогда она придумывает вот это, хотя слова могут быть и не совсем точными:

- Боже мой, вот я в крестьянском доме, мои родители где-то на деревенском празднике! Этот синий солдат рвет руками мое платье и швыряет меня на пол! Ах, теперь он мнет мою грудь и мой голый зад! Боже мой, он входит в меня и получает во мне удовольствие! Как мне больно! Как замарано мое тело! Я хочу умереть! Господи Боже мой, прости меня, я бросаюсь вниз!

И все то время, что эта безумная орет, Фредерик орет тоже:

- Прекратите! Вы не имеете права! Прекратите, или я встаю и заставляю вас замолчать!

Конечно, он отделяется от меня и садится сидеть на матрасе, держа голову в руках, а Эсмеральда этим временем обманно просыпается и говорит:

- Ах, какой ужасный сон!

Тогда я, Йоко, говорю Фредерику:

- Какой же ты дурак! Ты ведь понимаешь, что эта женщина не спит, она говорит нарочно, чтобы нам помешать!

А он отвечает:

- Даже во сне она не имеет права! - А ей орет: - Слышите? Вы не имеете права!

Тогда она со смехом говорит с той стороны материи:

- Помилуйте, дорогой мой, это же неуправляемо! Такова дурость людей на этом острове, да и в любом другом месте.