Иногда девочке представлялось, что жизнь ее так и покатится по этой колее. Она была сыта, знала, что связана родством с графиней Мальборо, но свободы у нее было меньше, чем у кухарки, горничной или гувернантки. Неужели никогда ничего не изменится?
Однажды Эбигейл решила, что так продолжаться не может. Вместе с остальными девочками, выполнявшими наказ леди Мальборо, она шила одежду для бедняков. Каждой следовало изготовить бесформенное одеяние из сурового полотна, а потом приниматься за отделку. Дочери Черчиллов вообще не любили рукоделья, ни грубой работы, ни тонкой. Эбигейл старательно работала иглой и завершила шитье раньше остальных.
— Слушай, Эбигейл, доделай за меня этот противный шов. Мне надоело.
Распорядилась так Генриетта — по возрасту уже взрослая девушка. Несколько капризная, томящаяся спокойной жизнью в Сент-Олбансе, вечно думающая о том, что может принести следующая неделя.
— Не будь я собой, знаете, кем хотела бы стать? — спросила она.
— Кем? — поинтересовалась Анна.
Генриетта потянулась.
— Актрисой.
Анна и Элизабет рассмеялись, а Эбигейл склонилась над работой, показывая всем своим видом, что не участвует в разговоре.
— Такой, как Анна Брейсгердл, — продолжала Генриетта.
— Откуда ты знаешь о подобных людях? — спросила Элизабет.
— Держу уши открытыми, дурочка! Знаешь, что кое-кто из наших слуг, бывая в Лондоне, ходит в театр?
— Странно, они ходят, а мы нет, — задумчиво произнесла младшая.
— Театры существуют для простонародья, — заметила Анна.
— Ничуть не бывало, — злобно возразила Генриетта. — Королева Мария бывала в театре, и король Карл, и Яков тоже. Вильгельм — нет, потому что ненавидит все смешное, забавное. То, что он король, тут ни при чем.
— Голландское Чудовище! — со смехом произнесла Элизабет.
«Значит, леди Мальборо пренебрежительно отзывается о короле при детях», — подумала Эбигейл и вновь удивилась, что столь легкомысленная, вульгарная женщина добилась такого положения при дворе.
— Королева Мария ездила на пьесу Драйдена, — продолжала Генриетта. — Я читала ее. Называется она «Испанский монах». При некоторых репликах королева краснела.
— Почему? — спросила Элизабет.
— Молчи, ты ничего не понимаешь. А я хотела бы стать актрисой вроде Беттертон или Брейсгердл. Особенно нравятся мне пьесы Конгрива «Старый холостяк» и «Двойная игра». Драйден называет его величайшим из современных драматургов. О, как бы мне хотелось играть на сцене.
— Мама тебе ни за что не позволит, — сказала Элизабет.
— Да она просто шутит, — ответила ей Анна.
— Ничего не шучу. Я хотела бы исполнять главные роли. Конечно, красавиц… особенно порочных. А король и титулованные дворяне приходили бы смотреть на меня.
— Возможно, кто-то из них захотел бы взять тебя в любовницы.
— Анна!
— А что, с актрисами именно это и случается. И если ты, Генриетта Черчилл, думаешь, что мама могла бы это допустить, значит, не в своем уме.
— Нет, я знаю, что этому не бывать, но… жалею об этом.
Анна вдруг вспомнила об Эбигейл.
— Сидишь… и, как всегда, молча слушаешь. Что скажешь? Хотела бы ты стать актрисой?
Генриетта громко расхохоталась. Мысль о том, что Эбигейл Хилл очаровывает на сцене королей и королев, что титулованные дворяне влюбляются в нее, была действительно смешной.
Элизабет покатывалась от смеха. |