Почему он видит только лицо в окружении белых облаков? И тут его осенило, словно последняя деталь сложной головоломки легла на место. Все стало так ясно, что юноша едва сдержал улыбку.
Он умер. Вот почему нет боли. Вместе с этой мыслью пришло несказанное облегчение: страдания закончились! А в следующее мгновение нахлынул гнев — у него отняли месть!
Должно быть, то ангельский лик явился ему из полутьмы. Но Адам вдруг вспомнил, что в ангелов он не верит. И в рай — тоже. А вот ад, если тот и впрямь существует, находится на земле.
Лицо придвинулось ближе. Благоухание вербены снова защекотало ноздри, а вместе с ним вернулось недоумение.
— Кто вы? — с трудом проговорил больной.
— Меня зовут Жюли. Сестра Жюли.
Девушка видела: боль возвращается. Желая хоть немного отдалить мучительный миг, дать юноше передышку, она коснулась ладонью его груди, второй рукой ласково поглаживая лоб. Почувствовав, что Адам расслабился, Жюли улыбнулась.
— Закройте глаза, — шепнула она. — Засыпайте.
Неужели ангелы говорят по-французски? Нелепый вопрос возник где-то на границе сознания. Не успел Адам отмести его, как прохладные, нежные пальцы снова коснулись его лица и груди. Неизъяснимое спокойствие овладело им его, а вместе с ним, хотя Адам не отдавал себе в этом отчета, пришла надежда. Впервые за четыре года.
Когда Адам пришел в себя в следующий раз, предметы вокруг него приобрели более четкие очертания, а грызущая боль яснее ясного свидетельствовала о том, что он пока еще принадлежит к миру живых.
— Ну что, Ференц, — поддразнил он, не слишком успешно подделываясь под шутливый тон, свойственный братьям в разговоре друг с другом. — Нож не дрогнул в твоей руке?
— Ты первым узнаешь о результатах, — заверил Ференц, ласково потрепав больного по плечу жестом, красноречиво говорившим, что беспечность эта — напускная.
Старший брат глядел на младшего, терзаясь сознанием вины. Морщины в уголках губ, горечь в серо-голубых глазах… Адам казался старше своих двадцати двух лет. Ференц хорошо помнил беззаботного, мечтательного, доверчивого юношу — с тех пор прошло только четыре года… Это из-за него Адам оказался втянутым в кромешный ад революции, из которого вышел озлобленным, с искалеченным телом и израненной душой, помышляя лишь о мести. Ибо мстить было за что.
— Как самочувствие? — осведомился Ференц, подавляя желание подхватить брата на руки, словно маленького ребенка.
— Чувствую себя примерно так же, как рождественский гусь, разрезанный тупым ножом… — Дыхание перехватило: спину пронзила острая боль.
— Нельзя ли поточнее?
Адам стиснул зубы, борясь с приступом, на щеке неистово задергался мускул.
— Нельзя. — Вместе с кратким ответом пришло осознание того, что боль была уже не та, что прежде.
Ференц кивнул Жюли, стоявшей в изножье узкой металлической койки. Та откинула одеяло и кольнула иглой большие пальцы ног — сначала правой, потом левой.
Выругавшись сквозь зубы, Адам попытался приподнять голову.
— Черт тебя дери, что это за шутки?
Ференц испытал несказанное облегчение.
— Просто проверка, братишка.
Адам вспомнил, как Ференц объяснял ему суть операции. Предстояло извлечь осколки из спины, не повредив позвоночника. В противном случае пациент никогда не смог бы ходить. Юноша нервно сглотнул, страшась поверить в чудо.
— А это значит?..
Ференц стиснул плечо брата.
— Не знаю, все ли осколки я удалил. Не знаю, избавил ли тебя от боли. — Он шумно выдохнул. — Но, похоже, что шанс у тебя есть… шанс, не больше! — добавил он, видя, как в глазах Адама вспыхнула отчаянная надежда. |