В ответ Захарова достала из морозилки коробку с куриными наггетсами. Во взгляде соседки так и читалось: «Маловато на всех будет». Подхватив салатницу, она направилась в комнату, а Ольга продолжила свой рассказ:

– Очнувшись, Танечка стала звать меня, папу, но незнакомый женский голос крикнул ей через дверь, чтобы она заткнулась, иначе ее рот заклеят скотчем. Дочка расплакалась, и та женщина выполнила свое обещание – пришла, связала ей руки, залепила рот и ушла в соседнее помещение. Через какое-то время она вернулась и сказала, что собирается ее покормить, но сделает это, если только Таня пообещает вести себя тихо. Дочка, жутко напуганная происходящим, закивала, давая понять, что больше не будет кричать. После этого женщина сунула ей сухой «анаком» и открытую бутылку с водой. Воду Таня пролила, потому что у нее от страха руки дрожали, а что делать с брикетом сухой лапши, долго не могла сообразить. Мы ведь ничего подобного раньше не покупали! Но голод заставил ее попробовать «анаком», оказалось, что его можно грызть, как сушки.

– Я тоже люблю семечки погрызть, – подстроилась к нашему разговору Антонина Федоровна, услышав обрывок последней фразы. – Но это так, во время просмотра сериала. Ну что, Оля, девчонки уже проголодались. Скоро за стол сядем?

– Скоро, Антонина Федоровна, скоро, – заверила ее хозяйка, переворачивая на сковородке наггетсы. – Полина, хлеб нарежьте, пожалуйста.

– Оля, а может, макарончики отварить? – ненавязчиво предложила соседка.

– Таня не ест макароны, – заметила мать именинницы, а когда соседка вышла из кухни, добавила: – Ничем другим дочку в том подвале не кормили – только сухой лапшой. С тех пор она на макаронные изделия вообще смотреть не может, ни в каком виде и ни под каким соусом. А поили ее простой водой из-под крана. Таня подглядела в щелку двери, как та женщина наливала ее в бутылку. Также украдкой дочке удалось разглядеть ее лицо, ведь когда она заходила к ней, то надевала темные очки и медицинскую повязку.

– Еще кого-нибудь из похитителей Таня видела?

– Дочка рассказывала, что в машине, которую она приняла за нашу, за рулем сидел дяденька в такой же одежде, как у папы. Был ли кто-то на месте переднего пассажира, у нее не отложилось в памяти. Назад она села только потому, что именно та дверца открылась. Там уже кто-то сидел, возможно, вчерашняя блондинка. Она и усыпила ее. В подвале же никого, кроме той женщины, она больше не видела, но слышала, как она то и дело разговаривала по телефону с каким-то Юджином. Это иностранное имя, у нас таких знакомых точно нет.

Стоило бабе Тоне войти в кухню, как я вручила ей поднос с нарезанным хлебом. Только она потопталась с ним на месте и поставила его обратно на стол. Зато тарелка с золотистыми хрустящими наггетсами пришлась ей по вкусу. Как только Ольга переложила в нее последний кусочек, бабуля взяла у нее тарелку и понесла ее в комнату.

– А каким образом происходил обмен? – поинтересовалась я, впечатленная дерзостью совершенного похищения.

– Может, потом поговорим? За стол пора садиться.

– Хорошо, потом так потом. – Я не стала ни на чем настаивать.

Мы сели за стол. Куриные наггетсы разлетелись по счету «раз». Оливье также разошелся на «ура». Света и ее бабушка перешли на колбасную нарезку.

– А сейчас будет сладкий стол. Полина, поможете мне?

– Конечно. – Я встала из-за стола и пошла вслед за хозяйкой.

Ольга достала из холодильника торт и восхитилась:

– Какая красота! Даже жалко резать его.

Воспользовавшись тем, что мы снова были одни, я не удержалась и поинтересовалась:

– Так как же происходил обмен?

– Мужу позвонили на мобильник.